Владимир ИЛЬИЦКИЙ. ЕЩЁ НЕ НАПИСАН ФАУСТ…
Таким Кипренский увидел Бога Поэзии
(глава из книги о Сицилии «Страна Лимония»)
К 260-летию Иоганна-Вольфганга Гёте (28 августа 1749 г.)
Человек, которого не окружало безбрежное море, не имеет понятия ни о мире, ни о своём отношении к нему…
Гёте в Палермо
Надо всегда путешествовать…
Осип Мандельштам
…а Гёте – сам был бог.
Марина Цветаева
Февраль 1941
И.В. Гёте… Первые буквы — правда ведь? — можно нахально «расшифровать» как «Ильицкий Владимир»! И ещё… В тот момент, когда я родился, разбитые моим отцом и его боевыми друзьями фрицы создали институт Гёте, дабы пропагандировать немецкую культуру и язык «в странах проживания диаспор…»
В 1930-м моего деда Б.А. Ильицкого переводят из Киева в Казахстан «организовывать колхозы». Осип Мандельштам в это время кочует по Армении. «Книг с собой у меня была одна только «Italienische Reise» Гёте в кожаном дорожном переплете, гнущемся как бедекер»… Бедекерами звались путеводители немца Карла Бедекера, основавшего в 1827 г. в Кобленце специализированное издательство.
Армян О.М. назвал «упрямляне», заметив, что они старше римлян. Мы ведь тоже, финикийцы, старше римлян, но от нашего упрямства мало что осталось — растворилось оно в Пространстве и во Времени. Правда, если верить Сергею Маркову, существуют «вечные следы». Их нужно искать. По ним тоже необходим путеводитель. По хорошему, на Сицилию надо было бы ехать с книгой Гёте… Местные гиды на голубом глазу утверждают: в продаже иногда эта книга появляется «с рисунками друга, с которым поэт путешествовал». Но мне она не попалась.
Гёте бывал в Италии дважды. Основное его произведение, посвященное этому событию – «Итальянское путешествие» в трёх частях — целиком составлено из писем. Во второй части Поэт описывает пребывание в Неаполе и поездку на Сицилию в марте-июне 1787, то есть практически в то же самое время 240 лет назад.
«В центре его внимания, — пишет А. Аникст, — естественно были памятники античного искусства и произведения итальянского Возрождения». Причем, второе Поэт воспринимал именно как «отблеск лучезарной античности».
Ох, и нравится мне это слово – «естественно»…
В поиске книги уже по возвращению в Перловку мне помогал Слава Кальвин, мытищинский инженер, специалист по корабельным кабелям. Приволок бережно обвернутый в газетку «кирпич» избранных произведений Гете, изданный «Худлитом» в 1950 году, а потом — распечатку содержания 10-томника.
В обоих случаях Сицилии в этих текстах не оказалось. По сведениям Мытищинской центральной библиотеки, «Итальянское путешествие» можно было получить только в читальном зале бывшей «Ленинки». Засекречено оно, что ли?
* * *
Маршрут Неаполь-Палермо сложился в далёкие времена. В какие точно, никто уже, вероятно, не определит. Размышляя об утреннем прибытии виденного мной с Морской террасы неапольского парома, я думал и о Гёте.
Сбежавший из Франкфурта в Италию, от повседневной рутины в мир искусства и новых впечатлений, в конце марта 1787 года Гёте из Неаполя отправился на Сицилию с немецким художников Книпом – «рисующим с превеликой тщательностью». Корабль добирался до Острова четыре дня. Большую часть времени Гёте, терзаемый, хотя и не слишком, морской болезнью, отлёживался в каюте. «Лукавец Книп» доставлял ему белый хлеб и вино, художника качка ничуть не донимала, а вид страдающих путешественников «давал ему богатый материал для озорных рассказов».
После полудня 1 апреля в результате сложного лавирования путешественники отчётливо разглядели «западное побережье от Лилибейских предгорий до Капо-Гатто. Эта информация либо исходила от капитана, либо Поэт заранее познакомился с географией Острова.
Десятилетием раньше он вполне точно изобразил технологию мореплавания.
Но — увы! – богами высланные ветры
В сторону с пути срывают судно,
И оно по виду уступает,
Но пытаясь их перелукавить,
Помнит цель и на худой дороге…
Кафедральный собор Палермо – чем не сталинская «высотка»?
Погода была прекрасная, но только 3 апреля в 3 часа дня корабль вошёл в гавань Палермо. Гладя на очертания «царицы островов», Поэт, сам баловавшийся в то время живописью, «понял Клода Лоррена». Мне известно только одно «схожее по очертаниям» элегическое Лорреново полотно – в Музее изобразительных искусств им. Пушкина хранится его картина «Похищение Европы» из собрания Юсуповых. Изображён на ней по идее финикийский Тир, но вполне можно принять скалу, показанную в правой части полотна, за сицилийскую Монте-Пелегрино.
Одинокая гора кажется Поэту «огромной грудой скал», а Палермский залив «так прекрасен, что словами не скажешь». Сам же город необыкновенно грязен, улицы утопают в мусоре, справиться с которым способен только хороший ливень.
Первым делом Гёте покупает Гомера и сейчас же начинает читать «Одиссею», чтобы в скором будущем называть хитроумного героя «моим патроном». Пишет письма друзьям в Веймар, ведёт дневник – специально для своей долголетней подруги и, судя по стихам, любовницы Шарлотты фон Штейн. Две недели в окрестностях Палермо собирает минералы и растения.
Признав в прибывшем «на чай» к вице-королю немца, какой-то придворный мальтиец расспрашивает Гёте – ха-ха! — об авторе «Вертера».
Знакомится Поэт и с неким стряпчим, тот снимает для Гёте копию с родословной «искателя кладов и чародея» Калиостро, мать и сестру которых, живущих в переулке Cassaro, Гёте посещает из любопытства, не раскрывая себя. Старуха-мать передала ему письмо для сына. Позже Гёте даже будет помогать этой семье.
На десятый день своего пребывания в Палермо, то есть 13 апреля 1787 года Гёте записывает: «Италия без Сицилии оставляет в душе лишь расплывчатый образ: только здесь ключ к целому…» Эту фразу в интернете цитируют все кому не лень — в подбор к рекламе туристических услуг. Никто, конечно, не знает, о чём речь. Что за ключ?
Остров легко вычленить из итальянского государства, чего «чисто технически» нельзя сделать с Аппенинским полуостровом. История и культура Тринакрии – излишне бойкого перекрёстка цивилизаций – гораздо глубже и не менее богата материковых истории и культуры. Сицилийским золотым ключиком открывались многие дверцы ещё неизведанных земель, скрытых за холстами морских туманов…
Познакомившись поближе с сицилийской кухней, Гёте её в целом хвалит, но – не однозначно. Местные овощи он называет изумительными, в особенности салат Lactuca, по вкусу напоминающий… молоко. «Оливковое масло и вино очень хороши, но могли бы быть ещё лучше, если бы их изготовлению уделяли больше внимания. Рыба – самая лучшая и нежная…»
Сегодня на Сицилии есть своё гранд-вино, но в целом ситуация, на мой взгляд, мало изменилась, как и в отношении оливкового масла. Что касается рыбы, ни на меня, ни на моих спутников ресторанное качество рыбных блюд не произвело впечатления. В частности, киприоты и испанцы, как мне кажется, готовят рыбу лучше.
Попадалась Поэту и очень хорошая говядина, «хотя вообще-то здешнее мясо особых похвал не заслуживает». С этим выводом двухвековой давности и сегодня трудно не согласиться. Да и на каких таких заливных лугах может здесь разгуливать то самое мясо?
Чего бы Поэт не узнал, так это великолепных дорог, в его время Сицилия – «страна почти полного бездорожья», хотя, как минимум, по одной широкой дороге – за Монреалем, он едет в сторону Алькамо. «Вдоль широкой дороги как сумасшедший, цветёт кустарник…»
В основанном арабами тихом горном городишке Алькамо – дешёвый виноград, несколько церквей, в том числе XIV века и замок арагонцев того же времени. С горы Бонифато – прекрасный вид на залив Кастелламаре, где в средние века находился порт Алькамо, а сегодня – курортный городок Кастелламаре дель Гольфо.
Бродя по окрестным долинам, Гёте отмечает здешнюю сельхозтехнологию трёхполья – бобовые, пшеница, пары и крестьянскую поговорку: «Навоз – чародей, святым до него далеко». Пишет он и про «воду, текущую из Сегесты», по её берегам он ищет минералы. Возможно, Поэт имеет в виду впадающую в море Freddo или её приток Calgio.
Комментаторы отмечают: Гёте в Сегесте был. Я тоже думаю, что миновать это изумительное место он не мог. Но в тех сведениях, которые были доступны мне, упоминания об этом я не нашёл. А вот протекавшая мимо знаменитого дорического храма речушка, по-моему, пересохла. Никаких признаков воды в глубокой расщелине, огибающей храм, я не обнаружил.
После Джирдженти, то есть Агридженто (античный Агригент) Поэт в конном строю вступает на плодородную почку «Житницы Италии». Все её богатые и однообразные сельхозугодья навели на путешественников жестокую скуку, и они были готовы «пожелать себе крылатую колесницу Триптолема». Колесницей, запряжённой драконами, Триптолем был жалован Деметрой, чтобы, значит, её любимец более эффективно исполнял роль божества земледелия…
Разочаровало и окончание этого перехода: в Кальтанисетте для Поэта и его спутников не нашлось сносного пристанища. На постоялом дворе приготовить купленную по пути курицу было не на чем. А в каморках – не на чем сидеть, кроме грубо сколоченных козел.
Но для меня интересно другое. Разминувшись во времени на два с лишним века, мы с Поэтом проехали по одному маршруту – навстречу друг другу. Через Катанью, мимо Кльтанисетты и Энны, красиво оседлавшей горную вершину, наша группа ехала к Агридженто, чтобы оттуда, двигаясь по часовой стрелке, оказаться в Мессине.
От Кальтанисетты на Катанью – дорога прямая, но прежде чем пуститься по ней, Гёте поднимается (вероятно, из Адрано) к Монте-Россо (сегодня — 1876 м.) одной из вершин Этны. Здесь его едва не сдуло в кратер бурными порывами ветра. 2 мая Поэт уже в Катанье, ездит по городу, улицы которого были покрыты лавой 1669 года. Там и сям он откалывает куски лавы, вспоминая спор в Германии о происхождении базальта. Его вновь тянет на Этну, но сицилийцы убеждают – в это время года, когда вся Этна в снегу (?), подниматься на неё рискованно. И, наконец, 10 мая – последний пункт путешествия – Мессина. О Таормине я не нашёл у Гёте ни слова, но миновать этот город он ни в коем случае не мог. И здесь все гиды упоминают Поэта первым в ряду других знаменитых имён.
По следам Гёте: В. Ильицкий на одном из кратеров Этны
Мессину Гёте нашёл разрушенной, навевающей мысли о первобытных временах, когда сиканы и сикулы покинули неспокойный восточный берег ради более спокойного западного…
В итальянском путешествии Гёте, хотя он «на этой сверхклассической почве впал в поэтическое настроение», стихов пишет мало. Обращают на себя внимание «Кофтские песни», поскольку в них проскальзывает тень сицилийца Калиостро. Этот самозванный граф выдавал себя за легендарного основателя египетских масонских лож Кофту и – в одной из песен — учит своих приверженцев ни в коем случае не учить дураков.
Вздорно глупцов призывать к исправленью!
Разума дети, доверьтесь реченью –
Дурня верней оставлять в дураках!
Много позднее, в четвёртом акте второй части «Фауста», Фауст рисует Императору «дивные дивы» миражей Сицилии.
Когда узнаешь ты, как странны
В Сицилии фата-морганы,
Вопросов этих не задашь.
Там часто в воздухе стеною
Средь бела дня, на зыбком зное
Встаёт обманчивый мираж.
То это всем сплетеньем веток
Висящий над землёю сад,
То город, волн качанью в лад,
Качающийся так и этак…
В дополнение к тому, что Гёте чуть не свалился в кратер Монте-Россо, на обратном пути в Неаполь, где Поэт оказался 17 мая, корабль едва не разбился о скалы острова Капри. Путешествий без экстрима не бывает, но, как у нас говорят, «чуть-чуть не считается».
Я смотрю на портрет Поэта в толстом фолианте, изданном «Худлитом» к 200-летию Гёте за год до моего рождения…
Посетивший Мариенбад Орест Кипренский, родоначальник жанра рисованного портрета (он использовал «сочный и бархатистый» итальянский карандаш!), изобразил великого Поэта на закате дней. Вообще это литография – новой для себя техникой Кипренский увлёкся во Франции — тогда как сам портрет считается утерянным. Я всегда говорил и скажу снова: поэтов надо изображать молодыми!
Бог Поэзии верховым по стране
проезжает как бы навстречу мне.
Ничего, что со временем неувязки.
Тут ведь главное – быль,
не пустые сказки.
Бог Поэзии близок, как Эмпедокл,
к попаданию в кратер. Но высший долг –
обеспечить героев своих искомым –
осеняет Бога с его эскортом.
Для какой он мадамы строчит в дневник?
Повстречавшись взглядом, мы в тот же миг
разминулись. Вокруг шумел Тавромений.
Только транспорт мой
был чуть современней…
