Гений из массовки
Глазков остался недооценённым
Юрий ПЕТРУНИН
Февраль 2009
Судьба значительных поэтов, в том числе посмертная, нередко сопровождается мифами. Одни мифы со временем рассеиваются, другие – становятся неактуальными. Бытовал, например, миф, о непонятности стихов Маяковского. Потом к его «лесенке» привыкли. История гибели Кедрина до сих пор излагается в нескольких вариантах.
В последние годы стало расхожим мнение о том, что в советское время лучших поэтов не печатали. На этой почве порой произрастают настоящие курьёзы. Один из них связан с нашим земляком поэтом Николаем Глазковым. В начале недавно опубликованной статьи в его 90-летию говорится о том, что «поэту при жизни не везло: его стихи не печатали», а в конце – про «прижизненные сборники стихов».
То есть печатали Глазкова, и книги его – издавали. Правда, первая из них вышла в 1957 г., когда поэту исполнилось 38 лет. Зато потом за 23 года вышло ещё 12 книг – тиражом от 10 тысяч и больше.
Другой вопрос – содержание этих книг. Евгений Евтушенко: «Глазкову дали дорогу, как профессиональному стихотворцу, но не как большому поэту». Из чего произрастает мнение, что прижизненные книги Глазкова вообще не стоит замечать (И. Винокурова «Всего лишь гений…», М., 2006).
Признаюсь, сам факт выхода первой монографии о поэте меня очень обрадовал. Я сразу приобрёл этот 460-страничный том, надеясь, что там рассказывается и о жизни поэта в Перловке (с 1954 г.) на ул. Ульяновская, где была квартира его жены Росины Моисеевны. Отсюда в его стихах и Пироговское водохранилище, и Яуза с её притоком Ичкой. Глазков наладил связь с нашей районной газетой, не оборвав её и после выхода многих книг.
Однако, Перловку Винокурова даже не упоминает. А судьба поэта в её книге обрывается в конце 40-х годов – последующие 30 лет его жизни просто отрублены. Не попала Перловка и в кадр документального фильма «Я гений Николай Глазков» режиссёра А. Бурыкина. Зато весь его финал снят в Бутове, где будто бы захоронен прах Ивана Глазкова, ставшего жертвой ГУЛАГа. Но об отце у поэта написано стихотворение, в котором «он не признал вины и умер стойко в бессмысленном бараке Воркуты…»
Дело не в географических накладках, а в желании некоторых «режиссёров» искусственно притянуть поэта к диссидентству или хотя бы представить с кукишем в кармане. Но Глазков ничего никогда не прятал. Ни в зрелые, ни молодые годы. Да, его ранние стихи долго не печатались, зато теперь делаются попытки обкорнать его творчество с другого конца, убедить нас, что вторую половину своей жизни наш земляк лишь попусту переводил бумагу.
Примерно в таком плане прошёл в московском ЦДЛ прошёл вечер, посвящённый 90-летию со дня рождения Николая Глазкова. Её ведущий Евгений Евтушенко в своё время написал весьма убедительную статью о Глазкове, метко назвав её «Скоморох и богатырь». Но вот на вечере о богатырстве поэта речи практически не было – только о скоморошестве.
Противостоящий серости и казёнщине Николай Глазков был богатырём духа. Это качество проявлялось и в молодые годы и в зрелые, когда поэт много путешествует по родной стране, создаёт такие знасительные стихотворения. Как «Здравый смысл», «Новогородская грамота», «Гибель Черского», как глава о монахе Пересвете из поэмы «Юность Рублёва». Кстати сказать, без этого богатырства не было бы и Глазкова – «летающего мужика» из знаменитого фильма А. Тарковского «Андрей Рублёв».
Мужик велик. Как богатырь былин,
Он идолищ поганых погромил.
И покорил Сибирь, и взял Берлин.
И написал роман «Война и мир»…
К чести мытищинских литераторов, на организованном кедринцами глазковских чтениях в нашем Историко-художественном музее юбиляр не выглядел столь однобоким, как в ЦДЛ.
В чтениях не первый раз участвовал сын поэта Николай Николаевич Глазков. Речь шла и об иронических стихах поэта и – в выступлении Валентины Федорович — о его прочных литературных и дружеских связях с Тамбовщиной. Бывший геолог Виктор Жеребин сопоставил собственные сибирские впечатления со стихами Глазкова о Якутии. Владимир Шаров напомнил участникам чтений про неоднократные публикации Глазкова в районной газете. О творческой перекличке Глазкова и Кедрина – оба они писали о русском зодчем Фёдоре Коне – говорил Глазков-младший.
От себя приеду такой пример совпадения нравственных позиций наших знаменитых земляков. У Дмитрия Кедрина в стихотворении «Завет» сказано: «И моего ту капля мёда есть!». А Николай Глазков, вспоминая об участии в съемках фильма «Александр Невский», гордо заявлял: «Я в русской массовке служил рядовым».
В Мытищинском музее глазковские чтения
