Memory. Николай КОНДРАТЬЕВ
Тешу себя надеждой, что «исторический боевик» фронтовика, учёного и писателя Николая КОНДРАТЬЕВА «Старший брат царя» читали многие. Надежда №2 — что этот роман будет переиздан в дополненном виде – в таком, как его видел Автор…
Владимир ИЛЬИЦКИЙ
11 ноября Николаю Васильевичу Кондратьеву исполнилось бы 100 лет. Воевал он в «незнаменитую» Финскую, воевал в Отечественную. Участвовал в ядерных испытаниях на Семипалатинском полигоне, где от радиации спасались «коктейлем» из шампанского с самогоном. Воевал с рвачами от науки – они оттёрли от дела разработчиков советской ПРО под руководством Григория Кисунько, как только в проекте наметился прорыв и запахло большими деньгами. Воевал с издателями, пытавшимися выгадать на его авторском гонораре…
Он привечал у себя дома молодых авторов кедринского ЛИТО и делился с ними своими выводами о результатах сталинского террора. Именно от Кондратьева я впервые услышал, что жертвы нашей страны от «эффективных менеджеров» сталинизма и войны превысили 40 миллионов человек. В долгих с ним наших беседах также выяснилось, что он и я — естественно, в разное время – обитали в «Ближних лагерях» Самарканда.
По воспоминаниям его дочери Натальи, Николай Васильевич любил путешестовать. Соловки изучал долго и обстоятельно, а не как мимолётный турист. Когда для романа потребовалдось описание Тулы, поехал в Тулу разбираться «на местности». Эту любовь отца к странствиям переняли и дети, а вот мама Клавдия Николаевна такое поведение — «отдыхать за гранией» — считала совершенно неправильным…
Публикуемое ниже интервью (третье по счёту), я написал к 60-летию Мытищинского ЛИТО им. Дм. Кедрина, и привожу его с минимальной стилистической правкой.
Летящий поперёк времени
— Николай Васильевич, писатель среди массы стихотворцев… Последние словно весенние птички порхают вокруг романиста, вынужденного денно и нощно жить со своими героями, думать и действовать как они, влезать в их шкуру и в потаенные замыслы. Трудно писателю в ЛИТО — тем более работающему в крупной форме?
— Но ведь они меня читают и критикуют, следовательно, на меня работают, ведь всякая критика, пусть и ругательская, даёт возможность писателю разобраться в самом себе.
— Можно ли критиковать, не разбираясь в существе той истории, которая изображается в романе?
— Критикуют стиль изложения, а некоторые и об истории что-нибудь говорят. Когда, например, я попал в литобъединение Московского Дома офицеров, там и по историческому существу были замечания к моему роману. И я был очень рад этим замечаниям.
— Как вы решились подступиться к такой теме, как эпоха Ивана Грозного и Смутное время?
— Готовился очень долго, лет 10-15. Только про Грозного прочитал дюжину книг. Мне хотелось его понять…
— Как сказать… В какой-то мере — да. Полностью понять эту личность невозможно, хотя историки и бьются над этим много лет. Что касается лично меня, мне в Иване Грозном нравилось то, что у него потом переняли многие наши деятели.
— В частности, Иосиф Виссарионович…
— Да, но в данном случае не лучшие стороны деятельности царя Ивана…
У Ивана Грозного много было строгостей и несуразностей, но он сделал и немало хорошего — для дворянства и для людей, приносящих хоть какую-то пользу — этих он привечал и очень хорошо награждал.
Но писать об одном Грозном царе было бы скучно, поэтому меня больше интересовали люди, его окружающие. Я описывал их жизнь, старался показать их деятельность — вот что было моей задачей при создании романа.
— Но ведь главного героя Юршу Монастырского вы в какой-то степени с себя списали…
— Разве? Я так не думаю.
— А как же Лев Толстой: «Наташа Ростова — это я…»?
— Мало ли что. Всё-таки это Лев Толстой…
— Это потому, что вы бороду не носите, а то бы тоже были как Лев Толстой.
— Если только «как». Нет, никаких сравнений проводить не хочу. Просто мне хотелось описать жизнь, какой она была в 16 веке — именно это я и попытался изобразить.
— Много лет после окончания сезона занятий в ЛИТО вы устраивали у себя на даче большие посиделки, народ там и через костры скакал и песни пел…
— … и свадебные кортежи к нам заезжали. Ну так что?
— А чего ради? Зачем такие затратные развлечения?
— Ради компании! Ведь это все мои знакомые люди, с которыми я в какой-то мере сроднился. К тому же кедринское ЛИТО я считаю очень серьезной школой для начинающих литераторов. Гладя на других, они учатся сами, получают помощь, может быть, не очень заметную, но обязательную.
— Но вы были всегда нацелены на то, чтобы воспринимать критику, а есть такие товарищи, которые, что ты им ни говори, адекватно не реагируют.
— Я всегда считал, что для меня это была величайшая помощь. Тем более, когда сотоварищи по ЛИТО высказывали о моих произведениях то, что у них было на сердце.
— С тех пор роман «Старший брат царя» давно написан и издан. Что изменилось в вашем отношении к ЛИТО?
— Я стал меньше заинтересован в этой организации. Возможно, потому, что стал очень занят. У меня в отношениях с ЛИТО сложились как бы две эпохи: сначала я буквально горел желанием получить от него что-то полезное, затем, лет через десять, наступило охлаждение. Интерес сохранился, но что-то изменилось — возможно, стало больше молодежи…
— Вам бы дедов побольше с академическим образованием?
— Деды — очень полезная штука, чтобы с ними побеседовать… Мне очень нравится Петрунин своим желанием помочь другим, это его основная черта, и я считаю, что Юрий Яковлевич со своей задачей справляется. С его благословения выходит много книжек, он их редактирует, ко многим пишет предисловие – это очень большая работа.
— С поэтическими книжками на 20-40 стихотворений сегодня проблем никаких нет, делаешь на компьютере макет, приносишь в типографию и печатаешь. А как быть с романом?
— Я написал несколько крупных произведений, из которых опубликован только двухтомный «Старший брат…». Попытки напечатать другие произведения у меня тоже были — тут много интересных моментов.
Первое, что я написал, был роман «Антарктическое Эльдорадо», в котором герои добывали алмазы из-подо льдов Антарктиды, используя для этой цели лазер и другую современную технику. Это серьезное произведение мне самому очень нравилось и, по видимому, нравилось издателям, но как раз в это время я «заболел» Иваном Грозным, плюнул на всё и очень долго занимался только его персоной.
В результате, когда я уже после публикации романа о Грозном вернулся к своей «Антарктиде», издатели мне говорят: ваш роман устарел, это ведь 60-е, в лучшем случае 70-е годы…
— То есть опять получился исторический роман! Ведь можно описывать любые прошедшие периоды…
— Нет, теперь уже не исторический. Некие советские черты романа редакторам не понравились, я стал исправлять, но от этого лучше не стало.
И по сей день «Эльдорадо» — в том виде, как оно написано, — мне страшно нравится, но, к сожалению, роман так и остался «вещью в себе»…
После Ивана Грозного, в романе о котором пять книг, я написал шестую – «Последние Рюриковичи». Во многих издательствах её читали, в основном отзывы были положительными, но чтобы сказать «давай-давай!» — этого не было. Таким образом, «Рюриковичи» у меня погибли…
— Как и на самом деле…
— После этого я написал свою последнюю крупную вещь «Его полные 90 лет или Как Савелий Игнатович не стал писателем». Больше сочинять не берусь, занимаюсь тем, что на компьютере составляю фотоальбомы.
Например, фотоальбом, повествующий о том, времени, когда мы занимались созданием противоракетной обороны нашей страны.
— А можно чуть подробнее?
— Мы реализовали крупное научное изобретение, была большая компания, практически вся здесь у меня представленная в тех местах, где мы работали в Подмосковье и на Балхаше.
За эту работу мы получили крупные премии, а я ещё — орден Красной звезды. Сохранилось фото, где орден мне вручает Аксель Иванович Берг.
Что, собственно, было сделано… В 1961 году мы впервые запеленговали летящую ракету, навели на неё противоракету и сбили. Непосредственно моя часть работы — обнаружение и наведение противоракеты на цель.
После этого нам было поручено строить ПРО вокруг Москвы, был создан специальный институт, но руководящих постов наша научная группа в нём не получила…
В 1969-м я сдал дела и ушел на пенсию. Получается, что 32 года я посвятил армии, и вот уже 36 лет — пенсионер. Как видите, государству я обхожусь дорого.
— Но во время армейской службы вы уже писали фантастику…
— Сочинял небольшие рассказики, ряд из них — опубликованы в газетах и литературных альманахах.
Прежде всего, можно назвать автобиографическую повесть «Голубой ландыш», «шпионский» рассказ об изобретении цельнометаллического дирижабля, способного летать даже в безвоздушном пространстве, а еще «Диво» — неопубликованную вещь о том, как я познакомился и поддерживал тёплые отношения с инопланетянкой из другой солнечной системы.
— И чем это знакомство закончилось?
— Да улетела она к себе домой…
В рассказе доказывалось, что пространство нашей Вселенной строится по спирали и, чтобы сократить расстояние при перелётах, надо двигаться не по её виткам, не линейно, а поперёк — от одного витка к другому — и по времени это будет совсем пустяк…
«Именно от Кондратьева я впервые услышал, что жертвы нашей страны от «эффективных менеджеров» сталинизма и войны превысили 40 миллионов человек».
А жертвы троцкизма-ленинизма у него хоть входили в эти 40 мильонов?
По-моему, нет. НВК опирался на данные переписи населения 30-х годов.
Жаль. Самая крутизна была вначале.
Сегодня — 12 ноября 2011 г. в Центральной городской блиблиотеке им. Дм. Кедрина нашего героя вспоминали так сердечно, что в этот момент мне, пишущему эти строки, плакать хочется… Надо было, коенчно же, собрать все мои интервью с НВК и дорасшифровать записи наших с ним (хмельных)споров-разговоров.
Были и теперь «промежуточные» споры! Кое-кому хотелось, чтобы История была лучше, чем была. И лучше. чем её описал Кондратьев. Увы и ах!
С удвольствием узнал, что, возможно, прекрасный роман Николая Васильевича будет переиздан.
О какой крутизне речь? О подавлении крестьянских восстаний? НЕ ПОДАВЛЯТЬСЯ они, по понятным причинам, новой властью не могли. Террор же тотальный в 30-х упал на головы честно работавших людей, о воосстаниях не помышлявших. В День памяти жерств сталинских репрессий по ТВ озвучили цифру: 12 миллионов. Это круто или как?..
А, например, про деятельность товарища с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками ничего не слыхали?
Железный Феликс, кажется, пострадал от рук царской охранки и был ушиблен на эту свою железную голову. Что ж… Надо было оставить его на старом месте на Лубянке, оборудовав также (когда-то существовавший) фонтан. А вместо воды заправить фонтан «кровью». Нехай радетели «эффективных менеджеров» любуются…
Счастлив, что был лично знаком с этим замечательным Человеком. К сожалению, поговорить о его технических достижениях как-то не довелось, а это очень интересно. Жаль, что не опубликована его «Барбара» (впоследствии -..Эльдорадо), которую я «до буковки» изучил в рукописи и высказал Н.В. некоторые свои соображения: фантастика — моя страсть. «Старшего брата» читал уже книгой, но на одном дыхании. Вообще, Николай Васильевич — интереснейшая личность, жаль, что и такие люди смертны!