Барвихинские бары-растабары
Краеведческой литературы самого разного толка издаётся, сейчас, к счастью, немало, да вот только — тиражи ничтожны, цены безбожны и всё как-то мимо людей…
Дарья ВАЛИКОВА
Фото с сайта odinsovo.info
Рудомино Адриан В. Легендарная Барвиха. Записки сторожила об истории, природе и частной жизни. – М.: Изд. Дом ТОНЧУ, 2009. – 336 с.
Про необходимость для уважающего себя индивида знать не только свои корни, т.е., предков, но и историю местности, где проживаешь, — и напоминать как-то неловко. А ведь ещё, бывает, что история твоей маленькой местности — шире и значительней себя самой, ибо непосредственно соотносится с магистральной историей Отечества. И это уже, так или иначе, касается всех граждан страны.
Таково, например, Москвоведение. И Подмосквоведение (или Подмосковьеведение?) тоже.
Во всяком случае, легендарная Барвиха и её окрестности – территория вокруг пресловутого Рублёво-Успенского шоссе (когда-то – древнего тракта из Москвы в Звенигород) — связана отнюдь не только с нынешнем олигархатом и резиденциями верховной власти.
Ведь кто только тут не обитал – роды царские, боярские, дворянские… Крупная буржуазия, купечество, дореволюционная интеллигенция… Затем — знаменитые большевики, вожди, чекисты, партработники и новая интеллигенция – научная, творческая.
А ещё, разумеется, местное крестьянство – когда-то крепкое, трудолюбивое и всегда многострадальное.
Чего стоят одни названия сёл и деревень, иногда известных с 17-го, 16-го, 15-го и даже 14-го века: Раздоры, Ромашково, Петрово-Дальнее, Иславское, Большие Вязёмы и так далее.
Чего стоят одни названия усадеб: Архангельское, Уборы, Николо-Урюпино, Захарово (где маленький Пушкин проводил каждое лето у бабушки), Замок Мейендорф …
Автор этого труда, Адриан Васильевич Рудомино, барвихинский (в широком смысле – ведь есть собственно деревня Барвиха, а есть «Большая Барвиха», включающая, в числе прочего, посёлок Новь, где он проживает постоянно) старожил, написал увлекательнейшее повествование об окружающей среде, населённых пунктах и их прошлых и нынешних обитателях. Повествование, полное исторических фактов, личных свидетельств, удивительных рассказов, анекдотов и сплетен от земляков, а также – приложенных разнообразных фотографий, рисунков и карт.
И чего тут только не узнаешь – про «вкуснейшую чекистскую простоквашу» с черносливом в шоколаде, коими некогда можно было отовариться в жуковском филиале распределителя НКВД; про то, в каком стиле выстроили дачу для монгольского вождя Цэдэнбала, а из чего именно была перестроена дача господина Зорькина; где можно ныне узреть тень Косыгина, каким образом осуществляли общение опальный Молотов с ещё не опальным Сахаровым, что поделывал Хрущёв на пенсии и так далее, и тому подобное.
Всех восхитительных деталей и подробностей не перечислить!..
Но, прежде всего, – о семье автора. Матушка Адриана Васильевича — Маргарита Ивановна Рудомино – основательница и, в течение 51 года подряд (!), директор Библиотеки иностранной литературы, чьё имя таковая теперь и носит.
Она, вместе со своим мужем В.Н. Москаленко, его братом и сестрой (матерью великого С.П. Королёва, который, следовательно, приходится автору двоюродным братом) ещё в 1927 году вступает в дачно-строительный кооператив «Новь». Всё семейство получает один большой участок, где строит себе один общий дом.
Однако, если в 27-м году оно состояло из девяти человек, то в 57-м насчитывало уже двадцать четыре человека и, поскольку всем им стало малость тесновато, то участок разделили на семь частей, построив соответствующее число жилищ. (Для кого-то это так и осталось дачей, а кто-то, включая автора, с тех пор проживает там постоянно.)
Стоит представить размер этого участка, если всем до сих пор хватает места – и людям, и зверям, и любимым соснам! (Читая про авторские круглогодичные наблюдения за повадками белок и птиц в собственном саду, снова и снова понимаешь, как ненормально проходит жизнь у большинства российских людей, загнанных в многоэтажные бетонные крольчатники…
Что говорить!) Впрочем, как сокрушается Адриан Васильевич, многие барвихинцы, вовсе не от многосемейности, а из чистой меркантильности, делят теперь свои участки на лоскутные полосы, за этим следует продажа, зверское вырубание бесценных сосен и строительство огромных бездарных коттеджей, огораживаемых высоченными заборами…
«Новые хозяева очень агрессивны к природе и местному населению», — сообщает автор в свои «хорошо за восемьдесят». При этом признавая, что во времена его детства «Для местных жителей дачники посёлка Новь были такими же «новыми русскими», как сейчас для старожилов Рублёвки её новые поселенцы. Так что понять их чувства легко. Только масштабы бедствия тогда были иными, не то, что теперь».
И это правда – те дачники новых господ перед местным крестьянами из себя не корчили, безудержного богатства нагло не демонстрировали, грохотом ночных кавалькад не пугали, лес вырубали только под дороги да весьма скромные дачки…
Нет, всякое, конечно, бывало, в жизни тех совслужащих – то собака прокусит вымя у соседской козы, то детишки вздумают пострелять из отцовского оружия, то «два старых большевика с дореволюционным партстажем пойдут с топорами друг на друга из-за куска общественной земли»… Но это – крайности, а так, в основном, — всё вполне себе пристойно.
В духе времени создаются кооперативное подсобное хозяйство, общая кухня-столовая, спортплощадки, библиотека-передвижка, для детей — пионеротряд, чтоб не болтались без присмотра… И даже кровавый чекист Лацис самолично занимается своим красивым садом, покуда жёнушка мирно читает ему вслух роман по-французски. (Репрессии начнутся несколько позже – и не минуют ни элегантного палача Лациса, ни молодого талантливого Королёва, ни ещё многих и многих обитателей посёлка и окрестностей.)
Неподалёку отдыхают на своей даче «красный граф» Алексей Толстой с молодой женой.
«Иногда они катались на новеньких заграничных велосипедах… Они были одеты в белые спортивные костюмы (невиданная тогда редкость) и походили на пришельцев из другой цивилизации… на фоне полуразрушенной революцией и раскулачиванием деревни… катили по дороге, объезжая валяющихся в грязи свиней».
После войны и смерти Толстого его вдова переберётся чуть подальше, на Николину Гору.
Однажды автор со своей женой, оказавшись там (на дворе – то ли пятидесятые, то ли шестидесятые годы), «не могли найти нужную дачу и позвонили у одной из калиток. Вышла горничная, одетая в форменное платье, в белом чепце, и очень вежливо сказала: «Здесь дача графини Толстой, как прикажете ей доложить?»».
Впрочем, с призраками графьёв и князьёв на Рублёвке всегда было неплохо. Вот, допустим, вдова знаменитого лётчика М.М. Громова рассказывает автору, что как-то в 40-м году, совершая конную прогулку по усовской берёзовой аллее, у въезда в бывшее романовское имение, встретила старую, слегка выжившую из ума пейзанку, и услыхала: «Как рада я увидеть тебя, княгинюшка. А мы уже думали, что больше князья не вернутся!»…
Нам же хочется вернуться к той, первой, барвихинской даче Толстого. Автору этих строк было весьма приятно неожиданно узнать кое-что о своём… ну, скажем, очень-очень дальнем родственнике.
«В послевоенные годы в бывшей даче А.Н. Толстого жил министр связи СССР Н.Д. Псурцев. Он неоднократно просил правительство её ему продать, но А.Н. Косыгин отказывал. Псурцев (видимо, интеллигентный был человек, понимающий, в чьём доме ему посчастливилось жить!) сохранил как мемориальный кабинет писателя. В 1998 году дачу купил банкир П.О. Авен, и хотя говорят, что он коллекционирует картины мастеров «Голубой розы», А.Н. Толстой ему оказался безразличен. В доме сделали капитальный ремонт и, по словам обслуги, мемориальную комнату писателя не сохранили. Иногда вижу этого Авена с семьёй и охранником гуляющими по нашей просеке. На лицах написано полное безразличие и презрительное отчуждение. О том, чтобы раскланиваться, как то полагается, с соседями, и речи быть не может».
Да уж, нынешние министры-капиталисты, братки всевозможных оттенков, генералитет, да нередко и творческая элита не считаются ни с чем. Например, не боятся возводить себе жилища на старых могилах (!).
Уникальная природа изничтожается ими, при попустительстве местных властей, тотально и методически, повествование автора переполнено горькими замечаниями: «Ещё недавно… были и ягоды – черника, земляника, и лесные цветы – ландыши, незабудки, ромашки, и грибы – маслята, моховики, сыроежки, рыжики, лисички, грузди. Поредела ныне и лесная фауна. Не говорю уже о лосях, кабанах, зайцах, лисах… А я помню, как после войны в деревне висели объявления о наградах за убитых волков… Пропали кроты, ужи, ящерицы, не стало муравейников, теперь не слышно вечернего шороха сухих листьев, когда ежи направлялись на поиски еды. Пропали лягушки в лесу… Пропали пчёлы…».
А уж сколько вырубается лесных массивов, прежде всего – уникальных сосновых!.. Дивные подмосковные ландшафты, благословенная Средняя полоса (есть красивей, ярче, оригинальней – а вот милее не найти нигде!) искажаются бездарной коттеджной застройкой, а кое-где – многоэтажной, что тут и вовсе – ни к селу, ни к городу…
Фото с сайта communiti.livejornal.ru
Немало старинных усадеб (помимо тех, что заняты под правительственные резиденции, вроде Замка Мейендорф), которые, по идее, да и по закону, вообще-то являются народным достоянием – от народа ограждены наглухо. Стоит подойти к такому забору простому представителю сего народа – как выйдет охранник в чёрной форме и прогонит быстро и энергично. Даже старожилы не в курсе, кто тут захватчик – то ли какие-то ведомства, то ли обычные мафиозные толстосумчатые…
Правда, есть единственное бесспорное достижение новых времён – это восстановленные храмы. Все, один прекрасней другого, ныне отреставрированы, все открыты – фотографии в книге представлены. Их, как и музеи-усадьбы вроде Архангельского, как и просто эти деревни-посёлки с остатками старой застройки и новой ультра-роскошью при желании вполне можно посетить.
Что даже удивительно – вот, например, местная киевская «Рублёвка», как говорят, давно уже полностью закрыта для простых обывателей. А любой москвич и гость столицы имеет покуда право сесть на общественный транспорт от метро «Кунцевская», или за свой руль, или на электричку – и посмотреть всё своими глазами.
Ибо, как ни утюжат одним нивелирующим катком эту землю, – она по-прежнему ещё полна прекрасных уголков и заманчивых тайн.
