Мне нравится иронический человек…
Прекрасному поэту Юрию Левитанскому исполнилось 90 лет…
Владимир ИЛЬИЦКИЙ
Юрия Давыдовича я считаю одним из своих учителей, не раз хотел с ним познакомиться, когда видел его в ЦДЛ, но так и не решился.
Шестнадцать лет, как его нет с нами. Умер он, как и родился, в январе. И поэтому, «ото сна восстав», я сочинил сегодня такое стихотворение.
* * *
Юрию Левитанскому
Как родился, так и умер, — в январе…
Как представлю я все эти январи…
фронтовые и в какой-нибудь дыре,
где для списка послужного
день за три.
Говорил: я не участвую в войне.
Повторял: она участвует во мне.
Президенту попенял: скажите мне,
на хрена опять воюем мы в Чечне!
Ах, истории неспешной круговерть.
Жизнь успеешь ли в две даты уместить,
округлившие рождение и смерть?
Что подскажет в данном случае инстинкт?
Он не сразу, но, конечно, намекнёт.
Он шепнёт: остерегайся январей.
Лучше вовремя отправиться в поход,
иронически хваля поводырей…
В относительно долгом своём армейском походе с 1966-го (Московское СВУ) по 1977-й (Краснознамённый ТуркВО) я быстро научился иронии, конечно же, лирики не исключавшей.
В книге Ю.Л. «Воспоминание о красном снеге» я сразу нашёл стихотворения о себе.
«Ирония – она служит ему щитом…»
А гениальное «Сон о рояле» запомнил после второго прочтения.
Была безоблачной прелюдия.
Сперва трубы гремела медь.
Потом пошли греметь орудия,
пошли орудия греметь.
Потом пошли шеренги ротные,
Шеренги плотные взводов,
Линейки взламывая нотные,
Как проволоку в пять рядов…
Левитанский – поэт музыкальный не потому, что некоторые стихи можно петь. (Особо удачных опытов, впрочем, я не помню). Он умудрился простыми словами передать то, что чувствует человек, слушающий музыку.
Андрей Вознесенский назвал его «виолончелью русской поэзии», отталкиваясь, видимо, от того ошибочного утверждения, что звук виолончели более всего близок к тембру человеческого голоса…
Купленная на следующий год за 32 копейки там же в Сарани книжечка стихов Ю.Л. «День такой-то» укрепила меня в том, что я на правильном пути.
Все стихи однажды уже были.
Слоем пепла занесло их, слоем пыли
замело,
и постепенно их забыли.
нам восстановить их предстоит…
Здесь же оказалось одно из моих самых любимых стихотворений и, полагаю, лучшее русское стихотворение о музыке, как таковой: «Я люблю эти дни, когда замысел весь уже ясен и тема угадана…»
Мне мой замысел, уводящий от краснозвёздных ворот в мир поэзии, был ясен, но, как человек с военным образованием, я понимал, что шансов на реализацию мало.
Между тем, как «Воспоминание, так и «День такой-то» я приобрёл не случайно, но в некотором смысле по инерции. Виной тому – любимый поэт моего отца Константин Симонов, написавший примечание к книге переводов Левитанского «От мая до мая». В том же магазине в центре Сарани я купил её в 1975-м.
Шикарно изданные «Прогрессом» стихи поэтов социалистических стран Европы оказались без 32 страниц. Но я не понёс книгу обратно – удержали впервые прочтенные Брехт и Ружевич.
Много позже ирония жизни проявилась в том, что именно стихи Ружевича я вспоминал, впервые оказавшись в Венеции перед собором Сан Марко…
В послеармейской своей жизни, так, к счастью, и не сделавшей из меня профессионального литератора, мне приходилось видеть Ю.Л. не менее пяти-шести раз, и всякий раз я писал по этому поводу стишок.
Один из таких случаев в литературных мемуарах «И я там был» («Московский Вестник» №6-2003) не без иронии отразил Володя Пешехонов.
Якобы, увидев Левитанского, выходящего их центрального ресторана ЦДЛ с какими-то женщинами, я сказал: «Вот мой кумир. Надо бы в ноги ему брякнуться…» Позже он приписал от руки, что это произошло 4 февраля 1983 года.
В те же примерно годы, если конкретно, в 1985-м, то есть к 40-летию Победы альманах «Поэзия» №41 вышел с подборкой стихов воевавших и не воевавших поэтов, в том числе Высоцкого (!).
Стихи Симонова, Левитанского и Гудзенко стояли один за другим. У первого и последнего (Семён Гудзенко начинал войну пулемётчиком в одном расчёте с Левитанским) это были знаменитые «Жди меня» и «Перед атакой». У Ю.Л. – ещё неизвестное мне «Первая кровь», написанное в 41-м, грубо говоря, с натуры.
И следом, где-то через полсотни страниц, о чудо чудное! – врезалась моя подборка из семи стишков! (А чуть дальше – стихи Пешехонова).
В 1991-м Ю.Л. поддержал Бориса Ельцина и спонтанные реформы Гайдара, хотя не мог не понимать, что для поэзии переход на рыночные рельсы ничего хорошего не сулит. Когда дедушка Ельцин вручал ему Госпремию, Юрий Давыдович попросил президента прекратить войну в Чечне…
Запечатлевшую этот момент фотографию журнал «Итоги» пометил в эксклюзивное интервью с… Эрнстом Неизвестным. У меня глаза на лоб полезли, хотя действительно, отрицать некоторое сходство двух фронтовиков и гениев нельзя.
После смерти поэта в январе 1996-го моя библиотека пополнилась только одной его книгой «Сон об уходящем поезде». 1 января 2912 года я начал перечитывать её в очередной раз. Хотя поезд и ушёл – не только фронтового поколения, но и нашего, «начинавшего службу при Малиновском», его иногда можно догнать — хотя бы во сне…
* * *
Юрию Левитанскому
«Нехватка ярких красок…» — произнёс
учитель мой. Я не нашёл ответа
на эту фразу. Всё-таки вопрос
мне задан не был. Или мало света
на самом деле было. Над Москвой
летели тучи – дымными плащами
подручных Воланда. Но это не впервой
действительность мы в небыль обращали.
Мы задыхались. Мы катились вниз.
Никто не знал, где окончанье спуска
или, глядишь, спасительный карниз,
где за столом и водка и закуска.
14 января 2012 г., день
Главвред, исправьте очепятку: его нет с нами 16 лет!