Memory. Анатолий ГОЛОВКОВ

Я только пришел в Мытищинское ЛИТО, а Анатолий Лукьянович, прошедший с боями от соловьиного Курска до тевтонского Берлина, уже был без пяти минут членом Союза писателей СССР и сочинял поэму об Иване Грозном…

Владимир ИЛЬИЦКИЙ

Выступали в НИИ овощного хозяйства, как нам было объявлено, перед молодыми учеными — об этом сохранилась запись от 19 февраля 1981 г. — Головков, я и Соня Коршунова.

Мне показалось, что выступили очень удачно. Вероятно, такой набор авторов — раздумчивый Лукьяныч, барабанный Ильицкий и обходительная Соня — если и не вполне настроил учёную братию на поэтический лад, то не вогнал ее в окончательную тоску. Ведь эти самые учёные перед тем, как выслушать нас, провели два долгих заседания.

Кроме аплодисментов, в награду мы получили цветы, книжечки об институте и значки «50 лет НИИОХ», к чему собственно и был приурочен наш «концерт».

Но лично для меня этот день особо памятен тем, что перед выступлением я побывал у Анатолия Лукьяновича дома. Было очень интересно, меня поразили большая библиотека и, как я пометил в дневнике, «множество настоящих картин».

Попили чаю, поговорили. Хочешь чего-то добиться в нашей литературной кухне, — советовал мне Лукьяныч, действуй, не сиди сиднем. Ты же офицер? Командир? Ну и где твой командирский настрой?

Он знал, что говорил. Самого долго шпыняли в редакционных, пока проницательный и смелый Николай Старшинов не принялся вскрывать пласт «окопной поэзии» рядовых тружеников Великой Отечественной войны.

Когда позднее в издательстве «Молодая гвардия» меня представили Старшинову, я – дабы добавить себе литературного веса, похвастался, что дружу с Головковым, и Николай Константинович в ответ по-доброму улыбнулся…

А в день встречи с молодыми учёными Лукьяныч научил меня простой технологии «бомбить» редакции.

Не надо ломать голову, какую составить подборку, насколько разнообразную по тематике и насколько идеологически выдержанную. Всё рано ни черта не угадаешь, кому что понравится. Напечатай штук 70-80 лучших стихотворений, разложи на десять подборок и разошли их сразу все по десяти редакциям.

Как только они вернутся обратно (а в то врем, как правило, рукописи возвращали очень быстро), ты их «меняешь местами» и незамедлительно отсылаешь вновь по тем же адресам.

Вновь забегая вперёд, скажу, что такая технология «ковровой бомбардировки» себя оправдала, позволила мне закрепиться в ряде периодических изданий, хотя серьёзные журналы, как, например, то же «Знамя», где печатался Головков, даже оценивая мои опусы положительно, публиковать их не бралось.

Я, кажется, ничего не слышал о том, что полноценная книжка Головкова давно «варится» в самом крутом в ту эпоху издательстве «Советский писатель», в простонародии «Совпис». (Редактировал её, между пррочим отец «нашей Даши» Герман Валиков).
Но ровно через месяц после нашей с ним домашней встречи он на занятии ЛИТО вручил мне эту книгу с дарственной надписью: «Дорогому Володе. Такому же горемыке, как и я — в поэзии. С уважением…»

Еще три месяца спустя, когда кедринцы отмечали окончание сезона шашлыками на съемной даче у Николая Кондратьева, Лукьяныч в нашей с ним беседе вновь вернулся к разговору, начатому у него дома.

«Хреновый ты, Вовка, командир, — говорил он. — Потому что не стремишься сделать большего, чем определено поставленной задачей…» Видимо, ему было обидно, что его военно-поэтическая наука не приносит ощутимых плодов, а он, выходит, ждал, что принесёт.

В апреле 2002 года районная газета «Родники» опубликовала статью Юрия Петрунина, посвященную 75-летию Анатолия Головкова. Там весь боевой и творческий путь воина, поэта и механика ОКБ КП, на всю страну провозгласившего «Поэзия моя — ты из окопа», был представлен вполне обстоятельно, только вот самого героя этой статьи уже лет семь как не было в живых.

Вспоминал Петрунин, в частности, и о том, как на День города в 1994 году бригада кедринцев в выступала в фойе кинотеатра «Родина» (нынешний театр «ФЭСТ»).
Во всеобщем шуме и гаме тихий голос Головкова совершенно не был слышен. Я стоял рядом, ожидая своей очереди на читку, и у меня перехватывало дыхание.

Так все-таки «горемыка» он или нет?

Стихотворение «Три весны», давшее название единственной книге Головкова, заканчивается (хотя и с оговоркой) отнюдь не по-весеннему.

Снег, да лед, да поля гладь,
Где судьбу на пядь не сдвинуть,
Где немыслимо плутать
Без того, чтобы не сгинуть…

Мы-то не сгинем, дорогой Лукьяныч, хотя и плутаем помаленьку, ты там у себя, в своём последнем окопе, не волнуйся…

Tags: Валикова, Ильицкий, Кондратьев, ЛИТО, ОКБ КП, Петрунин, Старшинов