Армейцы. Юрий САВАРОВСКИЙ
22 августа исполнилось 75 лет поэту, художнику и военному инженеру Юрию Семёновичу Саваровскому.
Сегодня он живёт в Москве в проезде Дежнева. С Мытищами его связывает не только активное многолетнее участи в Кедринском ЛИТО, но военная служба и научная работа в одном из оборонных НИИ…
Владимир ИЛЬИЦКИЙ
Фото автора и из семейного архива Саваровских
В Интернете ему удалось найти список выпускников Волынской духовной семинарии 1815 года. И в нём ФИО Саваровского Павла Иаковича. Вообще же в станице песчаной , стоящей на «бреге Иртыша», Саваровских было немало – многие а годы гражданской войны, разделившей казаков на белых и красных, ушли за границу – в Манчжурию.
В не менее родном Омске – там была издана одна из его поэтических книг — Юра в детские годы жил в трёх разных местах.
Самое экзотическое, ставшее домов на два года – колокольня церкви, возведённой во имя Св. Михаила Клотского. В 1938 г. её закрыли, в 1956-м – снесли.
Сейчас на этом месте – сквер и бюст генерала-героя Дмитрия Карбышева.
«В нашей семье родилось шестеро детей, — подготовил для меня автобиографическую справку Саваровский. – двое умерли до войны, четверо дожили до преклонных лет. Я по рождению – пятый…»
С таким семейством, что естественно, мать Юрия – Александра Николаева – несла крест домохозяйки. Отец – главный бухгалтер кожевенного завода, ушёл на войну рядовым кавалеристом, воевал в конно-механизированной группе генерала Павла Белова. Выжил в пятимесячном рейде по тылам противника, но на Курской дуге был смертельно ранен.
В посвящённой родителям поэме «Год 46-й» отец Юрия
вскинув шашку, мчится в общей лаве,
он несётся не к военной славе,
он несётся в свой последний бой…
Эти строчки не вполне отшлифованы, но есть в поэме крепко сбитые куски.
Воспоминанья детства тяжелы:
обеденные голые столы,
нетопленные комнаты барака,
подохшая от голода собака,
больничный скарлатинный сон
и траурные звуки похорон,
усталая и плачущая мама,
обидчика мещанская пижама,
скандалы, драки, слёзы и резня,
от слёз намокший листик похоронки
и жалкий скарб на старенькой трёхтонке.
и водокачка с платною водой,
и общий плач над каждою бедой…
Фон детской жизни – в годы военные и послевоенные – вполне «схвачен». Как и в самой большой главе поэмы под названием «Толкучка», где
И лебеди и лешие
ухожены, уважены,
все на олифе мешаны
и при коптилке крашены.
Русалки, кошки, голуби
и в лютиках пейзаж.
Не грустный, не весёлый –
голодный вернисаж…
Будущий художник здесь торгует водой.
В руках бидон и кружка –
копеечка тебе.
— Кому воды холодной?
Копейка – ерунда.
Но если ты голодный,
копейка – рубль тогда.
Наторговав этих самых копеек, мальчишка отдаёт пятак «полуморяку» — безногому матросу…
Работа на авиазаводе – Юрий Семёнович и сейчас отлично помнит, на каких узлах каких самолётов слесарил — целина, армейская служба. Новые направления техники манят молодого человека. А где техника самая передовая? В Вооружённых силах СССР!
Саваровский с отличием заканчивает Вильнюсское радиотехническое училище воск ПВО, служит под Петроаводском, затем – в Токсово под Ленинградом. В Питере заканчивает Военную краснознамённую академию связи им. С.М. Будённого.
В академии существовал поэтический кружок, руководимый Ириной Маляровой. Здесь Саваровский подружился с другим будущим кедринцем – Борисом Давиденко.
«Он писал зрелые запоминающиеся стихи, вспоминает Саваровский. – Вместе мы посещали занятие ЛИТО «На страже Родины» в Петропавловской крепости, которым руководили Всеволод Азаров и Леонид Хаустов».
Давиденко своей книги так и не издал. Не так давно это за друга сделал Саваровский, долго собиравший стихи Бориса…
В 1968 г. молодым поэтам выпала возможность поехать на семинар в Севастополь, но у Давиденко как раз предстояла защита диплома, и Саваровский «отбыл на юга» один. Участие в семинаре известных столичных поэтов Марка Максимова, Александра Балина и Валентина Португалова, считает Саваровсвский, «определила мой дальнейший путь в поэзии».
Одну из трёх полагающихся рекомендаций в Союз писателей России ему дал Артур Корнеев, занимавший в своё время высокие должности, в частности, помощника председателя Комитета при Совете министров СССР по печати.
В Московском отделении Союза писателей, поёжившись, удивились, неужели Артур Александрович ещё жив?
Две другие рекомендации Саваровский получил от товарищей по мытищинскому ЛИТО – Юрия Петрунина и Александра Сытина, поэтов требовательных к себе и к другим.
Тем более странно слышать признание Юрия Семёновича, что он не считает себя поэтом и художником. Стремление к художественному творчеству, по его мнению, свойственно многим, другое дело: сможешь ли приложить необходимые усилия, чтобы это стремление приобрело материальные формы.
Ни в стихах, ни в картинах он ничего не выдумывает. «На этих страницах читатель не встретится с плодами досужего сочинительства или унылого строчкогонства», — заметил Юрий Петрунин в предисловии к первой книге Саваровского «Баррикады доброты», изданной в 2001 г.
Петрунин рассказывает о даче, построенной Саваровским своими руками, а я вижу эту дачу под Сергиевым Посадом сразу на двух полотнах – летнем и зимнем.
Дачу он строил сам – после того, как полгода провалялся в госпитале, борясь с инфарктом. Сказался перенесённый на ногах грипп во время «очень нервных» учений.
В стройке, придавая силы, помог… спирт «Ройял». Хватив полстакана голландской сивухи, Юрий Семёнович решительно брался за мастерок…
В «Баррикадах» по прихоти автора перемешаны стихи 60-70-х годов со стихами 80-90-х. Написанное в годы «тесного общения» с личным составом в посёлке Токсово соседствует с тем, что сочинилось в Мытищах.
А мы – мужчины.
Пусть у нас тернистый –
от детских игр
до мировой войны…
Тексты всё же в основном «расплывчатые», но в них заметно стремление держать форму, не проваливать рифму, иначе говоря, чувствуется требовательность автора к себе. Будь он в нужный момент хорошенько «бит» редакторской критикой, эта требовательность, полагаю, была бы ещё выше.
Такая тенденция прослеживается в следующих девяти сборниках, положительно сказавшаяся на результатах.
В той же поэме «Год 46-й» (законченной в 2002-м) так, например, выглядит антураж уличного фотографа.
В огромном его балагане,
как только заходите вы,
на звёздном аэроплане
есть лётчик, но нет головы.
Чуть слева в дали бирюзовой
корабль плывёт – великан,
и в рубке стоит безголовый
величественный капитан.
На розовом автомобиле
для всех, кто кататься готов,
прорезать и тут не забыли
три дырки для тех же голов.
Вот всадник-черкес с газырями
поднял на дыбы жеребца,
и там, высоко над горами,
овальная дырка лица…
Одиннадцатый сбориик – «Избранное» на 350 стихотворений, в основном о природе. Юрий Семёнович уверяет, что в него вошли стихи исключительно последнего десятилетия.
На свой вкус, имея на руках часть рукописи, я выбрал три стихотворения, в которых всё-таки от злополучной природы автору удаётся уклониться…
За те же десять лет не менее 100 картин и рисунков Саваровского разошлись по друзьям и родственникам. Но на его мольберте, установленном на балконе, я вижу новое начатое полотно…
Юрий САВАРОВСКИЙ
* * *
Жизнь моя очерчена в основе
Быстрым и решительным пером.
Разве ветер в поле остановишь.
Разве замолчать заставишь гром?
И она в миноре и мажоре,
Никаких не соблюдая норм,
То стихает, как при штиле море,
То ревёт, как семибальный шторм.
* * *
Звенит над сердцем колокольчик,
К ушедшей юности зовёт,
Но время лишь гримасы корчит
И душу ностальгией рвёт.
С тобою, время, шутки плохи,
И ты не жалуешь меня
Во тьме теперешней эпохи
И в редких просветленьях дня.
И я, того не сознавая,
что нынче мир совсем иной,
Бегу, себя опережая,
Секундной стрелкою шальной.
* * *
Насытившись намедни мёдом,
Медведь направился в овёс.
Под загрустившим небосводом
Речной замолк надолго плёс.
Всё реже птиц многоголосье
Сопровождает наши дни.
К земле склоняются колосья.
Опята осаждают пни.
Мне по душе вот это время,
Я и охотник и грибник.
Блаженствую, как шах в гареме,
Как с юной барышней старик.
* * *
Всё идёт привычно к осени,
Пригорюнилась река,
Строит ветер злые козни,
Нагоняя облака.
И холодными дождями
Заливает всё окрест.
Я – лишь зритель в этой драме –
Выражаю свой протест.
Не дождавшись окончанья,
Покидаю мрачный зал.
Этой пьесы без названья
Я б разыгрывать не стал.