Самаркандцы. Владислав МАКЕЕВ
Полигон СВТКУ, осень 1970 г.
«Комдив вышел на связь, требует отчёта о выполнении задачи. Торопит непонятно куда, на прием к господу Богу всегда успеем. Снимаю капюшон, ушанку, напяливаю наушники, промерзшим до хрипоты голосом обретаю связь с внешним миром, который, почему-то упорно хочет войны…»
Владимир ИЛЬИЦКИЙ
Удивительные случаются совпадения. В своих воспоминаниях об учёбе в Ульяновском танковом училище (УГВТКУ) я дошёл до непростых взаимоотношений с сержантами нашего взвода. Почти сразу же «по мылу» пришло письмо от одного из них – бывшего командира отделения Владислава Макеева…
Я сейчас же порылся в самаркандских фотоснимках и нашёл этот – бывший пятый ульяновский, а теперь первый самаркандский взвод второй роты запечатлён на выезде в поле. Ещё даже комбезов нам не выдали. Владислав на этом снимке – сидит первым, как и положено, в ряду пропылённых курсачей.
Второй снимок отыскался в альбоме. Это УГВТКУ, боевой 1970-й — мы не только учились и «тянули лямку», но уже разделились на тех, кто в Самарканд не поедет, а кто — очень даже, как и я, этого желает.
Офицерская судьба Владислава изложена кратко им самим по моей просьбе.
— По распределению попал в Яворов (под Львовом), вмести с Михаилом Тарасенко ( 2-й взвод по училищу). Железная Дивизия…
Поговорка была там такая: в Железной Дивизии нужны железные люди со стальными нервами.
Август 1978 г. После ходатайства перед Варенниковым (командующим Прикарпатским округом) перевёлся в Хмельницкий в кадровый полк. С квартирами было туго, тогда, но мне подфартило, и служба заладилась.
В июле 1981 г. по замене поехал в ГСВГ ( г. Бернбург под Магдебургом), в мотострелковый полк. С октябрь 1983 г. – в Афганистане в мотострелковом полку. С ноября 1985 г. по замене попал в г. Бердичев в танковую учебку.
Вновь в ГСВГ по замене с июля 1988 г. служил в г. Ратенов.
Летом 1992 г. вывели нас в поле под город Чайковский Пермской области. В 1994 году вышел на пенсию. Календарных получилось 26 лет + 4 года боевых.
Сначала работал в службе безопасности банка там же в Чайковском. Потом переехал в Астрахань.
Двоё детей, дочка и сын. Сын был офицером в космических войсках и попал под сокращение во времена Ельцина. Две внучки, старшая в 8-м, младшая в 1-м классе.
«Когда нас вывели под Чайковский. – рассказывает Владислав, — я сотрудничал с местной газетой «Огни Камы». ТАМ публиковались мои военные стихи и рассказы. Вот один из них – об Афгане…»
ВСЁ НЕ ПО УЧЕБНИКУ
(фото с сайтов участников событий)
Дело было под Файзабадом, весной. Мы шли колонной.
Впереди разведчики, сапёры, затем управление полка, комендантский взвод и только потом — мотострелковый батальон.
Комдив поставил задачу подняться на высоту 3000 метров и блокировать душманов по высотам, чтобы в лощине можно было провести боевую операцию по прочёсыванию местности.
Погода выдалась ужасная. Внизу шел дождь, а наверху это похоже было на снег. Снега в горах в это время и так хватает.
Началась пурга, так как, чем выше, тем сильнее ветер и ниже температура воздуха. Снег мёл так сильно, что в десяти метрах не было видно окружающего мира. Он был мокрым и каким-то противным, как и восхождение, которое нам предстояло, длившееся со вчерашнего дня.
Хотелось всё бросить, упасть и лежать пока погода не смилуется и не пошлёт нам тепла. Мне так проще идти, поднимаясь в горы: рюкзак, командирская сумка, автомат, запас патронов и сухой паёк.
Солдаты же, бедняги, пёрли на себе всё, что может пригодиться на случай боя, вплоть до миномётов. Кто ствол тащил, кто плиту, кому-то пришлось тащить и боеприпасы, все это помимо своего вооружения и провианта, не говоря уже о собственном усталом теле.
Ноги как ватные, не слушаются, но надо идти. Снег тает, вода стекает в сапоги и хлюпает. Промокли до нитки. Капюшон поднят, но обзор местности нельзя закрывать, необходимо быть внимательным: духи могут устроить засаду и тогда в неразберихе придётся нам туго.
Тропа, которая указывала нам путь по карте, исчезла под толстым слоем снега. Но вот мы наверху, над нами белая мгла. С одной стороны — стена горного хребта, с другой — крутой склон, поскользнёшься — и понесёт тебя в вечность.
Наше медленное восхождение след в след было похоже на топтание на месте, также медленно и нудно тянулось время. Шла борьба или природа нас сломит, и мы повернем назад, или мы переломим ситуацию и выполним задачу.
Хорошо когда идёшь, остановился, стало вроде бы холоднее, ветер завыл сильнее, мгновение превращается в вечность, нервы на пределе, впереди идущий — как стена, которую не обойти, не перелезть…
Стоишь, качаешься, воздух на такой высоте в пургу аж гудит, снег залепляет глаза. Остановка смерти подобна, и только сейчас начинаешь понимать, что движение это жизнь в прямом и в переносном смысле.
Чуть замедлился ход, все начинают материться, кто там остановился, почему они там чикаются. Но дело ясное, разведчики ищут обход очередному заносу, тропы не видно, рисковать никто не торопится, жизнь своя дороже всего на свете.
Склон вершины крутой, сколький, а внизу пропасть. Может и есть тропинка, но она спрятана непогодой. Хорошо это или плохо, время покажет. Вперед идти не хочется, воевать — тем более, ведь наша Родина вне опасности и наши дети там не плачут.
В таких условиях даже альпинисты не рвутся покорять высоты. Мы же люди подневольные, нам сказали «железо», значит, оно не деревянное, это дело, и выполнять его, придется, хочешь ты этого или нет.
В училище нас обучали атаковать танковыми порядками, здесь, блин, всё не по учебнику.
Так и брели мы над облаками, и каждый думал свою думу, кто жевал галеты, а кто просто грыз себя. На остановках некоторые пытались закурить, но не получалось, спички, сигареты – всё мокрое.
Руки закоченели, но жизнь еще теплилась в наших душах. Кто вспоминал родных, кто вслух мечтал о вкусной еде, а кто шёл молча , осознавая, что когда-нибудь будет вспоминать об этом, рассуждая о смысле жизни.
Комдив вышел на связь, требует отчёта о выполнении задачи. Торопит непонятно куда, на приём к господу Богу всегда успеем. Снимаю капюшон, ушанку, напяливаю наушники, промёрзшим до хрипоты голосом обретаю связь с внешним миром, который, почему — то упорно хочет войны:
— «Ноль первый» я «Родник – 405», докладываю до места еще километров пять, прием. (Родник -405 — мой позывной на боевых действиях). Связь обрывается. Здесь даже радиоволны не могут напрямую преодолеть горные высоты. Будь он неладен, этот комдив! Хотел ещё, чтобы мы взяли с собой буржуйки, палатки и дрова, говорил:
— Будете там обогреваться.
Это надо же додуматься тащить такую тяжесть. Уже сейчас многие по дороге сбрасывают всё лишнее с себя, оставляют только вооружение и боеприпасы.
Горы… Я их заочно полюбил еще в юности, хотя их никогда живьём не видел. В свободное время только и занимался, что рисовал хребты, отроги, вершины, вулканы. Изображал горы в разных видах, как только позволяла моя буйная фантазия. Целый альбом состоял из горных пейзажей, даже была картина шириной около метра.
Словом заболел я в детские годы этими горами, будь они неладны. Первый раз увидел их издалека, в Сочи, и второй, и дай бог в последний раз, здесь Афганистане.
Высоцкий пел:
«Лучше гор могут быть только горы…»
Нет, дорогой Володя, лучше гор может быть только сама Жизнь…
Разведчики докладывают — дальше нет дороги.
«Может, не в ту дверь я стучусь?». – думаю.
Надо бы самому посмотреть и доложить командиру дивизии, пусть принимает решение на дальнейшие действия, а то, если сами повернём, обвинит нас в трусости.
Впереди меня стоял связист с радиостанцией, сзади — командир комендантского взвода прапорщик Паснак со своими бойцами.
Слева был ровный пяточек с возвышениями по краям, и я решил выйти из колоны, чтобы рассмотреть, какая впереди обстановка.
— Паснак с пятью солдатами за мной, — крикнул я и рванул на простор, обходя колону слева. Сделав несколько шагов, провалился в снег по грудь.
Ноги не чувствовали опоры, я медленно погружался в белую мокрую массу, которая готова была поглотить не только меня но и всякую память обо мне. Вот к чему приводит спешка! Скинув автомат, и расставив руки шире своих возможностей, крикнул:
— Паснак, обходи левее!
Тот, ещё не разобравшись, в чем дело, уже заматерился:
— Паснак, Паснак, что, кроме меня, никого нет, что ли! — прапорщик злился,
но двигался и уже был слева, увидев меня, сказал: «Надо же, куда занесло майора!».
Быстро отцепив автоматный ремень у одного из солдат, соединив со своим ремнеё и автоматом, бросил спасительный конец в мою сторону. Офицеры, солдаты, стоящие в колонне, сразу и не поняли, что произошло, был человек, и нет, только кричит, мать его так. Где он?
Каждый смотрел в свою точку, каждый хрюкал себе под нос. Хорошо, что Паснак проявил сноровку.
Когда я вылезал, связист уже кричал:
— «Ноль первый» вышел на связь!
Через некоторое время, доложив обстановку, получил я приказ повернуть обратно…
Нет, стучался я в ТУ дверь, но прием у господа Бога закончился.
Через ущелье, на противоположном склоне шёл бой. Напоролась наша пехота, соседний полк, на душманов, которые, видать, молились старательно, прося помощи у Аллаха, и он им оказал милость…
* * *
Несколькими днями раньше собрал нас комдив Шаповалов на окраине какого-то кишлака. Долго рассказывал о военно-политической обстановке в окрестностях Файзабада. Что перед нашим приходом душманы захватили плотину, под угрозой срыва весенне-полевые работы, и только наши решительные действия испугали врагов афганской революции, и они бежали в горы, как трусливые шакалы. Теперь необходимо организовать их преследование, окружение и полное уничтожение.
Развернули карты, сориентировались по сторонам света, и комдив начал ставить задачу на предстоящие боевые действия.
Шаповалов был среднего роста, худощавый, неприметный, его трудно было различить в общей массе. Говорил тихо, иногда даже не разберёшь, что он щебечет. В боевых действиях автомата не носил, только пистолет. У него на шее, на шнурке, всегда висел свисток.
Не обладая командным голосом, чтобы привлечь внимание к своей генеральской персоне, он свистел в этот свиток. А так как свисток был только у комдива, все знали, что это именно он свистит, а не какой то там хер.
К слову, меня еще судьба сведёт с генералом Шаповаловым в Германии и в Чайковском…
Я смотрел на Шаповалова и вспоминал, как в прошлую военную операцию он заставил меня командовать своей дивизией, хотя я никакого отношения не имел к его штабу. И операция эта вообще стала моим боевым крещением.
Была зима, мы пошли на Ишкамыш. Настроение у меня было приподнятое; воевать вышли! Но к приподнятости боевого духа примешивалась тревога – первый раз непосредственно я отправлялся в бой на
боевой технике. Пешим приходилось воевать только там, где эта техника не могла использоваться.
Уже рано утром наша пехота десантировалась и выходила на блокировку города. Город — одно название, дома-мазанки, но много дуканов (магазины, лавочки), по нашим понятиям скорее большое село. Только у нас в сёлах столько магазинов никогда не было.
Десантирование прошло с вертолётов, организованно и без потерь. Мы вовремя подошли, наша пехота закончила блокировать Ишкамыш, окружив его со всех сторон. Разгорелись упорные бои с хорошо обученными душманами.
В узких горных лощинах вокруг Ишкамыша скрывалось
большое количество боевых групп противника, они тут проходили обучение правилам ведения боя, как учебном центре.
Задача у них была не ввязываться в бой и уходить вглубь горного массива. Копить силы для решительных действий. Те, что сильно нам сопротивлялись, прикрывали отход главных сил…
После боя в городе страшная неразбериха. Улицы завалены домашней утварью и товарами из соседних дуканов. Большинство лавок закрыто, но спрятанное вызывает повышенный интерес у советского солдата.
А вот хозяин табачной лавки поступил мудро, каждому входящему бойцу вручал в подарок блок сигарет. Сигареты были разных сортов, но в основном западные, которых мы и в глаза не видели. Так что накурились этого зелья до тошноты.
Бои с душманами продолжались, но уже назревал вопрос, как возвращаться в казармы. Фактически мы были в ловушке. Если идти по обратной дороге, она самая короткая, нас уже ждут засады, минные сюрпризы, словом, все хитрости дорожной войны и большие потери.
Другая дорога вела на север, в обход, не один десяток километров, и ещё одна — на юг, тоже путь не близкий.
Так мы и метались по ишкамышской долине, сбивая с толку
противника. То на севере повоюем, то на юге постреляем.
В это же время нас хорошенько потрясло землетрясение. Спасибо, на голову ничего не падало.
Голову о нашем возращении «ломал», конечно, комдив, это его была прерогатива. Вдобавок остро встал вопрос горючего. Солярка для бронетехники заканчивалась, а подвести её не было возможности. В конечном итоге под видом очередного рейда на юг долины, двинулась наша бронированная колона.
Дорога была ужасная. Шли по серпантину под постоянным дождём.
Я ехал на «Чайке» — машине управления, на базе БТР-70, у него по периметру — антенны.
Мой начальник боялся на ней ездить, душманы знали, такие машины использует большое начальство, и охотились на этих «Чаек». Но, как говорится, волков бояться — в лес не ходить. «Пуля — не дура, штык — не дурак».
С серпантина, несколько машин сорвалось в пропасть. Комдив где-то впереди на «лихом коне» уже добрался до Багланов, Багланы — это три населенных пункта: Багланы южные, Багланы средние и северные.
Уже при выходе из ущелья, на равнину перед Багланами я получил приказ по радиосвязи прибыть к комдиву.
День подходил к вечеру. Колонна бронетехники растянулась. Настроение было превосходное: трудная опасная дорога позади. В Багланах, гдне располагался один из наших мотострелковых батальонов, можно спокойно отоспаться до утра. А поутру идти дальше, до нашего постоянного места дислокации, под Кундуз. Там, возле аэродрома, стояли основные подразделения нашего полка.
Когда въехал в Багланы, кругом суетились люди, все местные. Кто с оружием, кто без. Поди разберись, свои (местные афганцы за революцию) это, которые с оружие, или из душманов. Одеты все одинаково.
Вот вижу, один кокой то с бородой, снял с плеча гранатомет, пристроился возле угла дукана. Направил сначала на нас, потом резко развернул ствол гранатомета в сторону танка, что стоял рядом в метрах пятидесяти, обеспечивая проход бронетехники. На башне танка сидели лейтенант и солдат. Гранатомет выстрелил, через мгновение танк взорвался. Люди разбежались. Мы уже проскочили пылающий танк, останавливать нельзя, все здесь ляжем.
Раздался еще один взрыв, детонировала боекомплект танка, и башня, взлетев в воздух, шлёпнулась рядом, сотрясая землю. Душман скрылся в толпе зевак. А танк продолжал гореть, рвались снаряды, уничтожая все вокруг…
На этом я бросил вспоминать, после них плохо спишь.
О боях под Файзабадом позже я написал стихотворение, его можно почесть на сайте http://stihi.ru/2010/06/23/5102
Пояснения к фотографии боевых действий
(к сожалению, не ретранслируется из формата doc. Возможно, она существует у кого-нибудь в других форматах – просьба поделиться!)
Слева-направо. Верхний ряд – начальник связи майор Зайцев, я (майор Макеев, на этих боевых действиях — начальник штаба оперативной группы), далее — начальник медицинской службы майор Борис Салтицкий, начальник инженерной службы (сапер).
Нижний ряд офицер, которого я не знаю или не помню, затем — секретарь парткома
Мы стоим возле БТР- КШМ, то есть командно-штабной машины.
Обрати внимание: у всех, кроме меня и начсвязи, нет кокард на шапках. Многие офицеры их не носили, потому что снайпер-душман по ним и определял офицеров, а затем стрелял. Ну а ТАМ кому повезёт…
В одном из писем Владислав рассказал, как его «продинамили» с повышением в должности и разрешил озвучить эту историю.
Представления на должность заместителя командира полка, которое мне сулили, не было даже в проекте. Полком тогда командовал п/п-к Акимов. Он потом ушёл потом в адъюнктуру Академии.
На этих боевых действиях был ещё замполит полка среди местного населения. В Афганистане в полку было два замполита, один — среди личного состава, другой — среди местного населения. Так вот второй, п/п-к Шарипов, мне и нашептал, что командир дал команду оформить представление меня на должность заместителя командира полка.
Кстати и этот замполит, как и комполка, не пошёл в горы, сославшись на здоровье…
