Керкира. По долинам и по взгорьям
«На восемнадцатый день видимы стали вдали над водами / Горы тенистой земли феакиян, уже недалёкой: / Чёрным щитом из туманного моря она простиралась…»
Владимир ИЛЬИЦКИЙ
Фото автора
Так устремляется мысль человека, который прошедши / Многие земли, про их размышляет умом просвещённым: / «Там проходил я и там», и про многое вдруг вспоминает…
Гомер
Керкиряне на Гомера ссылаются неохотно, хотя и гордятся тем, что их Остров связан с именем Одиссея. Правда, гомеровская Схерия всего лишь отождествляется с Керкирой. На мой взгляд, разночтения – принципиальны.
Схерию, согласно Гомеру (пер. с нем. Василия Жуковского), Зевс называет «тучной», а населяющий её народ «родными богам феакийцами».
Возможно, и вправду из-за их родоначальника Феака, который, будучи сыном Посейдона и речной нимфы Керкиры, приходился Зевсу племянником. Но Гомер, между прочим, упоминает: на Схерию феаков привёл божественный Навсифой. Фактически они, спасаясь от опасного соседства с циклопами, бежали из «земли Гиперейской». Любимые богами и вдруг – бежали?
Про особую «тучность» Керкиры говорить тоже не приходится. Это не Кипр, занимающий стратегическое положение на пути от Финикии на Запад, да вдобавок богатый в древности медью и корабельным лесом. Насколько я смог убедиться, нет на Керкире и таких широких плодородных долин, как, скажем, на Кефалонии.
Откуда медь и золотишко у феаков? Ведь Зевс лично распорядился, чтобы они выдали стойкому в несчастьях герою «меди и злата и разных одежд драгоценных» больше, чем тот смог бы увезти добычи из-под Трои.
Явился-то герой на Остров абсолютно голым, но Афина подстроила ему встречу с принцессой Навсикаей. Этот сюжет изображён на картине в Ахиилоне, где, вероятно, принцессу изображает хозяйка дворца Елизавета Австрийская.
Символом Керкиры одно время являлось изображение «Корабля Одиссея». Видимо, речь о том корабле, который его с Острова увёз, потому что уплыл он от богини Калипсо на плоту, да и то не доплыл – Посейдон, также «присутствующий» в Ахиллионе, устроил герою ещё одно приключение – до кучи.
Он же, Посейдон, обозлённый на феаков, превратил их корабль в скалу возле Итаки. Но Одиссей уже успел высадиться на берег. А сегодня вообще гиды утверждают, что символом Керкиры стал китайский мини-апельсинчик кумкуат.
Лишнее этой шутке подтверждение – ликёр из кумкуата, разлитый в бутылки, изображающие… «Керкиру».
И ещё – о тучности. До 95% всех продовольственных и непродовольственных товаров завозится на Остров с материка. 120-тысчное население в подавляющем большинстве работает в сфере туризма. В год Керкиру посещает миллион туристов со всего мира!
Так на чём же строилось благоденствие феаков?
В древности корабли в основном ходили по морю исключительно днём, не теряя берег из вида. Жители Керкиры контролировали проход по проливу из Ионического моря в Адриатику и обратно– мышь не проскочит! Остров вдобавок сам обладал мощным флотом.
Страбон приводит высказывание керкирян в адрес Афин: «Теперь ведь у эллинов есть только три значительных флота – ваш, наш и коринфский»… Это – середина V века до нашей эры, когда пиратство являлось обычной формой бизнеса, не искоренённого, как нам известно, и по сию пору.
Что же говорить про времена, описываемые Гомером? Пиратствовал Одиссей – девять раз с отважной дружиной «против людей иноземных ходил». Его Итака, пишет в «Эвпатридах удачи» Александр Снисаренко, была идеальным местом для разбоя.
Оказавшись на Керкире, я смотрел через пролив на противоположный берег, частью албанский, частью греческий, а представлял себе Эпир, священную рощу в Додоне, где к вековым дубам были подвешены бронзовые колокола. Здесь находился знаменитый оракул Зевса, и Пирр, царь Эпира, испрашивал у оракула о своей судьбе.
Сам великий Ганнибал ставил Пирра на первое место среди полководцев! Потому видимо, что, воюя против римлян в Южной Италии, тот был очень успешен…
Керкиру Пирр получил в качестве приданого, женившись на Ланассе, дочери тирана Агафокла Сиракузского.
На эту тему ещё в аэропорту Домодедево, родился у меня стишок. Почему-то злобно-иронический…
* * *
На Корфу? Ага, на Керкиру, / Навстречу великому Пирру, / служили которому предки. / В морях совпаденья не редки.
В морях приключенья опасны? / Ах, всё это старые басни. / На суше – избыток пиратов, / придурков и дегенератов.
А в море, где пусто и сыро, / и плавает остров Керкира… / где Пирру явилась невеста, / козлам и придуркам – не место!
* * *
Некоторые источники утверждают, что турки-османы на Остров никогда не высаживались, следовательно, его население – «чистые эллины».
Мне посчастливилось увидеть двух «чистых эллинок», Молодая фигуристая брюнетка в Ахиллионе была чудо как хороша! Золотоволосая высокая леди постарше на площади Трёх церквей в Корфу-тауне – тоже, если бы ни её хулиганистый сынишка…
Сапог османского морпеха, однако, на брег керкирийский ступал.
На закате венецианского правления Островом при 83-летнем «сластолюбивом» доже Андреа Гритти (это он изображён в Венеции коленопреклонённым перед Львом Святого Марка), когда султан Сулейман Великолепный в очередной раз двинулся на Европу, «к концу августа 1537 г. османский флот появился у Корфу».
Британский историк Джон Норвич описывает ситуацию кратко. 25 августа турки высадили 25 тысяч пехотинцев при 30 пушках в деревне Патара и разорили окрестности. Старая крепость (это её вечерний снимок) на скалистом мысу, построенная ещё византийцами и укреплённая венецианцами, подверглась огню с моря и с суши. Её гарнизон в этот момент не превышал 5 тысяч бойцов – венецианцев и греков.
Трёхнедельная осада успеха османам не принесла. Сперва зачастил дождь, а в начале сентября разыгрались невиданные бури. Кстати, именно из великолепной книги Норвича «История Венецианской республики» я узнал, что «Корфу всегда был знаменит свирепыми бурями…»
Никто меня на сей счёт не предупреждал, хотя я и сам в курсе октябрьской погоды на Средиземноморье. Штормить может неделями. Да и дожди (как правило, в прибрежной полосе) способны испортить отдых. Испытанных лекарств в этом случае два – вискарь и экскурсии куда-нибудь подальше от моря.
Почему-то, однако, рассказывая об этой крепости, экскурсоводы поминают венецианского архитектора Франциско Вителли. Он между тем начал строить Новую крепость – севернее Старой, через 40 лет после атаки турок на Корфу, после трагической потери Кипра и после знаменитой битвы при Лепанто, в которой был тяжело ранен ещё не написавший «Дон Кихота» Мигель де Сервантес. В общем, после, после, после…
В окончательном виде к середине следующего века та часть города, которую мы видим сегодня с моря между Старой и Новой крепостями, была загорожена крепостной стеной.
В конечном счёте, крепостью стал весь Корфу-таун, но в более поздние времена стены были разобраны. С появлением бомбардировщиков они потеряли смысл, и только мешали развитию городского хозяйства.
Про Вителли же говорят, что он такой-сякой, «добывал» строительный материл для Новой крепости, ломая дома и церкви. Но вообще-то такой способ ускоренного строительства не является из ряда вон выходящим.
А, например, великий Ле Корбюзье предлагал, не считаясь ни с какой древностью и шедевральностью, сносить для новых построек всё подряд! За что его имя Иосиф Бродской в «Роттердамском дневнике» поставил в один ряд с авиацией фашистов.
У Корбюзье то общее с Люфтваффе, что оба потрудились от души над переменой облика Европы…
* * *
Если занять в самолёте (не в бомбардировщике!) местечко по правому борту, Остров и столичные пригороды (в частности, Канони) будут хорошо видны при заходе на посадку.
В 170-метном Боинге нас летело всего 24 человека, включая одного младенца, все сидели у окошек и, приземлившись, очень быстро проскочили паспортный контроль.
Часа через два после посадки я уже разместился в небольшом отеле деревни Дасья (Дассия). В её бухте непосредственно на берегу, то есть примерно в равных условиях, находятся три отеля.
По центру – мой Dassia Beach, самый непритязательный. Слева от него, если смотреть с воды, – самый шикарный, с бунгало и парковой зоной – Dassia Chandris. И справа – вполне справный Elea Beach.
По узкой береговой кромке вдоль Дасья и Элеа – сплошные рестораны и удобная дорожка для променада.
Кроме отелей, в бухте имеются две фазенды схожей архитектуры. Основная разница в том, что одна – ухоженная и обитаемая, а вторая – похоже, брошенная.
Обе, однако, за сеткой. На Острове вообще почти вдоль всех дорог установлены сетчатые заборы, мешающие фотографировать…
Пляжа у моего отеля фактически нет, зато в море возвышается деревянный помост с лежаками. Как обычно, утром, где-то в 6.15 я всю неделю первым выходил купаться нагишом. В темноте плыл сначала на ярко горящую Венеру, затем сворачивал левее, в сторону Большой Медведицы и потом ещё левее, чтобы плыть прямо на Полярную звезду.
В этом месте она висит точнёхонько над вершиной горы Пантократор – самой высокой (906 м.) на Керкире.
После купания – прогулка в хорошем темпе вдоль моря. Над невысокими горами за проливом – наполовину албанскими, наполовину греческими, небо начинает наливаться медью. Во времена Гомера из меди, то есть твёрдым «был» весь небесный свод…
В отеле Элеа, между тем, я вижу, что люди уже завтракают – видимо, с половины седьмого. Некоторые оливы вдоль дорожки – странно, что они оказались чуть ли не в воде, смотрятся фантастически. Одну из них я называю «царь-олень».
Вторую – на ней сохранилась единственная ветка, уже засохшая – «назначил» символом Керкиры. Почему такой убогий символ? Он не убогий, а трагический и, как нарочно, даже можно сказать издевательски, подсвечен уличным фонарём, только не в лужу глядящимся, как у Бродского, а в море…
На завтраке я тоже первый. Сижу не в помещении, а на берегу под оливой. Уплетая творог с мёдом и бутерброды, смотрю всё туда же — через пролив. Солнце всходит в 7.50, и я встречал его каждый день, как и во всех своих поездках… Жизнь продолжается!
Дважды фотографировал «острое око солнца» (Гомер) с разных точек. Первый раз слева в кадре мне, как специально, позировал кораблик, названный… «Гомером».
Второй раз в золотую дорожку на воде «въехала» какая-то мелкая рыбацкая посудина. Присмотреться – чем не корабль Одиссея!
В этой поездке у меня непроизвольно родилась такая максима: если что-то хочешь, но не можешь потрогать, надо это сфотографировать.
И ещё из рассуждений об отпуске. К работе можно и нужно относиться, как к игре. В году двести рабочих дней, а у человека пишущего – и того больше. А по-настоящему отпускных дней, когда тебя напрочь отпускают мысли о работе и семье, – в лучшем случае 20. К этим дням отдыха нужно относиться со всей серьёзностью.
А что может быть серьёзнее похода? Ничего не может быть. Особенно когда отправляешься в него один и без оружия.
Представитель туркомпании, оформлявший выбранные мной экскурсии, утверждал: вокруг Дасьи никаких достопримечательностей, до которых пешком можно дойти за час, не существует.
Никогда не верьте гидам и водителям экскурсионных автобусов!
Я сам выбрал маршрут, уже имея представление о близлежащих окрестностях и всяких её загогулинах – о наиболее коротких выходах с пляжа на road и о «пунктах обеспечения» — магазинах.
В северной части бухты до road можно добраться по единственной извилистой дороге. Я не только зафиксировал их еле заметный перекрёсток, но и отыскал кое-что любопытное.
Дорога огибает скалистый мыс, уходя к road. На мыс, как я убедился, можно высадиться только с воды.
На подступах к мысу меня встретили невиданные прежде оливы. Просто-напросто гигантские. Подобная олива, «с большую колонну в объёме», срубленная Одиссеем у корня, стала основанием его и Пенелопы супружеской постели.
Посаженные сотни лет назад оливы соседствуют с мощными дубами. Один из них, не слишком раскидистый, но высокий, ждал меня прямо у дороги. Диаметр ствола – больше двух охватов.
Именно на таких дубах держалась слава святилища Зевса в Додоне – ТАМ, в горах за проливом.
Неподалёку – открытые ворота одной из фазенд. Под крышей сарая – остроумно соединённая античная парочка: Давид с пращой, каким его увидел Микеланджело, и неизвестная мне красотка с кудрями до попы. Сюжеты тут могут рисоваться разные. Самый, конечно, напрашивающийся, что красотка – Вирсавия.
Эту дорогу я застолбил для возвращения, а в поход стартовал по той, которая уходит к road от отеля Elea. Выше и правей – уже на road — метров через сто к северу поворот налево и сразу же начинающийся подъём.
Чтобы не сбиться с основной дороги, я оценивал два момента. Основная, которой следует придерживаться, – та, на которой вдоль обочины видна полоса разметки, по ней же должны хотя бы изредка проезжать «коммерческие» автомашины.
В горах сразу не разберёшь, тот ли это населённый пункт, откуда ты вышел, или уже другой. Сперва я останавливался, озираясь в поисках склонов, с которых можно сделать хороший «объёмный кадр» в сторону моря. Раза два-три мне это удавалось.
Когда лес пошёл гуще, смысла оглядываться уже не стало. Но в одном месте, фотографируя «практически наших перловских» кур, я увидел, как встающее солнце просвечивает сквозь грушевое дерево. Деревце было тщедушное, но груши на нём – вполне увесистые. Ну и солнышко тут же подвесилось, как некий экзотический фрукт…
Набрав хорошую маршевую скорость, я проскочил ряд домов с мани-маркетом «Феакийский» или вроде того. Почему не сфотографировал? В тот момент я ещё предполагал вернуться по той же дороге и снимать «недвижимость» без людей не хотел.
Но – пришлось. Слева от дороги – на склоне, вероятно, специально выровненном, у церкви Св. Николая, не было ни души. На колокольне я обнаружил дату постройки – 1920, а во дворе – некий мемориал.
Дорога, постепенно поднимаясь, вела меня, как я понимал, параллельно хребту, расположенному севернее. От дороги его отделяла глубокая расселина. Наконец слева на склоне я увидел «золотых десятин благородные ржавее грядки» (О, Мандельштам) — виноградник, необходимый мне для тематической коллекции. Добраться до него через колючие заросли было не настолько сложно, насколько опасно. Горы обычно кишат змеями.
Внимательно глядя под ноги и сторонясь папоротников, я поднялся к винограднику, насколько это было возможно. Хорошего кадра, хотя я и менял точку съёмки, не вышло, но, полагал я, это не последний виноградник на пути.
Почти сразу за виноградником я вступил в населённый пункт. А ведь никакого указателя не было. У Т-образного перекрёстка беседовали два пожилых грека – крупный и не очень. Разговраивали мирно, хотя, как мне показалось, поминали «добрым словом» кризис. Не кричали и руками не размахивали, а ведь утверждается, что именно так должна протекать нормальное греческое общение – с вопилками и энергичной жестикуляцией.
Я с места в карьер прервал беседу вопросом: What is the name of this town? Польстил, так сказать, деревеньке. Тот мужчина, что потщедушней, с охотой ткнул пальцем в развёрнутую мной схему — Agios Vasillilios. Если я поверну налево, объяснил он, то окажусь с центре деревни.
На этом повороте как раз и обнаружился требуемый указатель. Я предполагал увидеть хотя бы церковь Св. Василия, но она надёжно скрывалась где-то между домами. Прогулялся по пустынной центральной улице, пощёлкал на ходу бросившиеся в глаза детали.
Деревянные башмаки, зачем-то прибитые к фасаду.
Ахейский шлем, вряд ли подлинный, над калиткой.
Подовая печь, в какой на Острове пекут традиционный хлеб – прямо на улице при входе во двор фазенды. Чтобы построить этот дом на горном склоне, хозяину пришлось укреплять склон 10-иетровой бетонной стеной…
Но следовало определиться с дальнейшим маршрутом. Недолго думая, я повернул обратно, но на уже знакомом мне перекрёстке пошёл прямо – по направлению на Ano Korakiana. Дорога потихоньку шла на подъём, и было ясно, что вскорости я должен миновать хребет, находящийся справа.
Минут через десять-пятнадцать я наткнулся на дорожный указатель Kato Korakiana, но никакого населённого обнаружилось.. Впрочем, вправо отходили некие дорожки, и там, возможно, прятались домишки.
На одном из таких «закоулков» стоял указатель направления на… церковь Св. Николая. Позднее по «справочным» снимкам я определил, что этот храм числится в Kato Korakiana. Может быть, это название местности, а не деревни?..
А вот Ano Korakiana оказался довольно большим населённым пунктом, в Инете его иногда величают городом. На одном из перекрёстков я сфотографировал старое здание явно венецианских черт. Узкая улочка мимо него уходила сквозь арку, и над ней нависал балкон. Ну, хоть что-то!
Здесь, на перекрёстке, я дал маху, не повернув, как, оказывается, следовало, а двинувшись прямо. Открывшийся метров через 50 следующий перекрёсток меня смутил – обе дороги явно вели не туда.
В этот момент откуда ни возьмись на улице появилась кавалькада молодых всадников и всадниц. Все они были высокие и на высоких конях. Where is the way to Pirgi? – крикнул я, окидывая вопрошающим взглядом весь эскадрон – вдруг кто-нибудь и ответит. Ехавшая первой девушка что-то действительно пробубнила, и я перевёл её слова, как «сами мы не местные». Остальные наездники и вовсе смотрели на меня непонимающим взглядом.
Мимо проскочили две легковушки, и я решил: пойду за ними, пока не встречу кого-нибудь, кто подскажет, правильно ли я иду. У второго по счёту дома сидела бабулька. Извинившись, я спросил по-английски, не это ли путь на Пирги.
Хорошо, что я знал главные греческие слова, потому что добродушная бабулька ответила «охи» — нет, и извилистым движением руки в ту сторону, откуда я явился, указала правильный путь. Я повторил её жест, и она удовлетворённо кивнула «нэ» — да.
На уже без сомнения главной трассе вскоре я наткнулся на указатель, гласящий: до Agios Markos 3 км. Засёк время, чтобы проверить, так ли это. При моей стандартной скорости 1 км за 10 минут, в этой деревне я должен был оказаться через полчаса, но на поверку маршировал целый час.
Нельзя сказать, что вовсе безрезультатно. Справа ниже дороги мне встретился оригинальный виноградник. Плодовые побеги единственного куста были распределены по перголе площадью до 50 кв. м.
Чуть дальше – слева по склону, уходящему к самой вершине (выше – только небо!), пошли участки с искусственными террасами для олив. Это – следы «золотой» венецианской эпохи, когда Серениссима целенаправленно финансировала превращение Острова в свою базу по производству оливкового масла.
Якобы за каждую сотню посаженных деревьев островитянам платили 12 золотых дукатов. Ни одной молодой оливковой рощи, объехав половину Керкиры, как, к примеру, на том же Закинфе, я не увидел.
На первом доме наконец-то появившейся на пути деревеньки работали строители. «Это ли Агиос Маркус?» — окликнул я молодого рабочего. «Нет, это Сан Марко», — с весёлым вызовом отозвался он. Смеясь, я прибавил шагу.
А вот и «недвусмысленный» обшарпанный указатель, от которого уже видна внизу долина между хребтами и за ней – море.
Близко к дороге — другого мета не нашлось – 5-звёздочный отель «Сан Марко». Какие звёзды, когда до моря нужно ехать? Да, уже тянет окунуться, футболка провоняла потом, Даже, кажется, шаркать я непроизвольно начинаю. Вспоминаются старые стихи…
А коленка скрипит, что костыль инвалида. / Ветер пегую бороду рвёт набекрень. / Я иду. Я привык не показывать вида, / что обрыдло оружье и давит ремень…
Но мне ещё надо добраться до «узлового» Pirgi, а там, считай, я уже и дома. И вдруг за деревьями показался крутой подъём . Нет! – кричу я – нет, не может быть. Где же спуск?!.
Спуск открылся через два десятка шагов. На стульях у некой постройки восседали две женщины. «Пирги?», спросил я, указывая вниз. Они дружно закивали головами. По широкой заасфальтированной дороге к уже знакомому мне перекрёстку я спускался почти бегом.
По прибрежной ухоженной деревеньке I psos перешёл на прогулочный шаг. Скинул вонючую майку, и так, с голым торсом, вошёл в известный мне магазинчик, лучший во всей округе – хотя бы потому, что только в нём продаётся хлеб.
В магазинчике – не то, чтобы прохладно, но очень холодно, но мне-то после четырёхчасового марша – классно! Красивая молодка за кассой смотрит с некоторым осуждением, но и не без интереса. Я беру банку пива и пару гроздей винограда.
Прихлёбывая потихоньку «призовое» Amstel beer, потащился «до хаты».
Ипсос, соседствующий с Дасьей, известен большим центром водного спорта. И шумными ватагами молодых итальянцев-южан, наезжающих сюда в августе. Иных, отдыхающих в это время здесь иноземцев, предупреждают: следите за своими вещами и кошельками!
При этом деревня выглядит в достаточной степени цивильно. И пляж здесь более приличный, чем в Дасье, хотя и находится через дорогу от отелей и кемпингов.
По моим наблюдениям, здесь находится один из основных пунктов проката квадроциклов. Среди туристов на островах этот вид транспорта очень популярен. Конечно же, не в октябре…
Ещё в начале пути у меня стали складываться строчки, с приходом в отель сложившиеся в стихотворение…
* * *
Те же куры, только не столь пугливы… / Одиссея помнящие оливы… / Миги-маркет «Феакский» с призывом Wellcom. / Ты ещё не сравнялся с тем самым веком?
Храм Николы, отсутствующий на схеме / туристической. Безлюдье, как в той поэме. / А ведь было же справное населенье, / то и дело впадавшее в увеселенье,
либо шедшее на соседей походом. / «Вот, везёт же, Зевс их возьми, уродам!»\ «Виноград у них уродился самый / урожайный!..» Так дело кончалось драмой,
а, глядишь, и трагедией. Всем шейкспирам / отродясь не справиться с бренным миром / по набору гениев с их злодейским / на поверку замыслом…. Не гвардейским!
Ты – гвардеец ульяновский! Самаркандский / раздолбай, ибо вечно ты отвлекался / от сражений сегодняшних в пользу древних — / в этих самых, лежащих на дне, деревнях.
Поход по маршруту Dassia — Agios Vassilios — Ano Korakiana — Agios Markos — Pirgi – Ipsos – Dassia занял 4,5 часа.
По моим прикидкам, исходя из расстояний, кое-где указанных на схеме, протопал я километров 20, то есть двигался с армейской скоростью 120 шагов м минуту. Полчаса ушло на остановки.
Завершение похода следовало отметить, что я и сделал, восседая на балконе с напитками и в рассуждениях об Одиссее, Пирре и феаках.
Продолжение следует
Фотки дорожных указателей к месту. Некоторый аффтары пишут свои посты, не слезая с унитаза. Понравилась фотка с грушей-солнцем. Да и ваще!..