Дубровский вчера, сегодня, завтра
Американский блокбастер сродни гамбургеру: хорошо, что он есть, но лучше, если бы его не было…
Владимир ХАБЛОВСКИЙ
Фото kinopoisk.ru
С другой стороны, оставшись наедине с отечественным кино, как с деревенской девушкой, не знаешь, что и сказать приятного. Например, появилась свежая версия «Дубровского», приуроченная, надо понимать, к юбилею Пушкина, а отклики сдержанные – серединка на половинку.
Критики смущены двумя обстоятельствами.
Странным форматом: две или три серии – для кинопроката много, для телеэкрана мало. И скачком во времени из XIX века в XXI, на 200 лет вперёд. Всё-таки Пушкин не Жюль Верн, не Герберт Уэллс, чтобы посылать своих героев в рискованные экспедиции, куда подальше — из пушки на Луну, из прошлого в будущее.
Хотя в том, что касается костюма, Александр Сергеевич угадал тенденцию и не раз появлялся на публике в лимонно-жёлтых панталонах задолго до того, как аналогичные штаны появились в фильме Данелия «Кин-дза-дза».
Правда, в части женской одежды пылкое воображение поэта не заглядывало так далеко, на века вперёд и остановилось на подвязках, где кончаются чулки и начинаются кружевные панталоны. То есть, до мини-юбок шириной с гуцульский пояс ещё шагать и шагать.
У Александра Сергеевича было две страсти: любовь без границ и поэзия. Пушкину и всем нам, его потомкам несказанно повезло в том, что он не знал телевизора, и Новогодние шоу НТВ категории ХХХ не смогли погубить.
Мы можем прочесть знаменитое стихотворение «Я помню чудное мгновение» целиком, а не только первую строчку, а дальше сплошь эротические пиктограммы, рисовать которые наш гений был большой мастер.
О том, что поэзия у него стояла на первом месте, говорит статистика дуэлей: всего их было 29, из них 23 произошли из-за эпиграмм и прочих поэтических вольностей, например, мешал играть в бильярд братьям Орловым морально, т.е. остротами, и тупо физически, 5 раз требовал сатисфакции из-за женщин.
Фото В. Ильицкого
Один раз из-за музыки: будучи в кишинёвском казино Пушкин заказал мазурку, тогда как его оппонент подполковник Старов хотел кадриль – вот и повздорили, причём серьёзно. Сделали по два выстрела, оба раза промахнулись и с миром разошлись.
Памятуя досадную неудачу, Пушкин заказал себе железную трость в полпуда, чтобы рука в критическую минуту не дрогнула, и, будучи в ссылке в Михайловском, регулярно стрелял из окна кабинета в дверь сарая, что напротив. Дверь, начинённая свинцом, к сожалению не сохранилась…
Примечательно, что с театральными режиссёрами по поводу неудовлетворительных постановок Пушкин не стрелялся ни разу – не было случая.
Такая возможность представилась – 200 лет спустя. Театр на Таганке преподнёс юбиляру подарок — шутовское представление по мотивам «Евгения Онегина». Лицейское прозвище Пушкина – облизьяна, и на сцене целый выводок человекообразных в клоунских фраках и дурацких цилиндрах из папье-маше.
Право слово, бандерлоги: дерутся, катаются по полу, кидаются гусиными перьями, катаются верхом на бюсте поэта и, что самое обидное, перевирают текст – «Таганку долго я терпел, но и Любимов надоел»! Юрия Петровича задело за живое то, что «на памятник поэту было вылито столько патоки, смешанной с позолотой», что он не преминул откликнуться в присущей ему манере.
Как не вспомнить Леонида Филатова, светлая ему память, его комедию, посвящённую родному театру и его прославленным артистам, которая так и называлась — «Сукины дети!»
Легендарный мастер на этом не успокоился, так сильно его задело пушкинское – «я памятник себе воздвиг нерукотворный», что он опять прошёлся по «Евгению Онегину» — теперь уже оперой. Менеджеру fϋralles, как председателю колхоза из партийных, всё равно, чем руководить – театром, оперой, балетом.
На премьеру не иначе, как обманом, заманили Юрия Темирканова – выдающийся дирижёр, профессор Ленинградской консерватории повидал на своём веку разных «Евгениев Онегиных» и в силу профессиональных качеств мог оценить новаторский спектакль по достоинству.
Маэстро был немало удивлён появлением трёх Онегиных – молодого, в зрелых годах и пенсионного возраста. Но нервы его не выдержали, когда Онегин выкинул в окно невесть откуда взявшегося карлика (переодетый Черномор?!). Ну, это уже чересчур! — и ушёл с середины спектакля.
Жаль, что дуэли среди господ артистов сегодня большая редкость, хотя поводов для того, чтобы подраться насмерть, более, чем достаточно. Что в Большом коллективе, что в Мариинском. Но вместо красивого честного поединка, деятели искусства предпочитают тайные войны, диверсии и подлянки, используя приёмы, о которых японские ниндзя по простоте души и не догадывались.
Но всё-таки зачем Михановский и Вартанов телепортировали пушкинских героев в наше счастливое времечко? Допустим, не хотели конкурировать с тем же Голливудом: американцы первыми отметились на «Дубровском» ещё в 1925 году, основательно перелопатив сюжет!
Штатовский вариант Дубровского: «Во время парада влюблённый взгляд императрицы Екатерины падает на молодого корнета Владимира Дубровского. Она делает ему недвусмысленное предложение, от которого тот отказывается и сбегает. (Куда? Наверное, на гауптвахту, хорошо, что не прямиком в Петропавловскую крепость).
Царица в гневе. И вскоре Дубровский узнает, что его имение отобрал новый (?) сосед отца, задира и хвастун Троекуров. Дубровский-старший при смерти. Сын бросается в родное село, но успевает только сказать отцу последнее прости. Герой клянётся отомстить Троекурову за всё и собирает шайку разбойников. Своё лицо атаман скрывает под маской, за что его все, одни с ужасом, другие с восторгом называют Чёрным орлом…»
И далее не совсем по тексту: однажды в руки бандитов попадает Маша Троекурова. Вот она удача – для мести лучше не придумаешь: надругаться над девушкой, пустить по кругу и отправить босой до дому. Но благородный герой поступает почти как Стенька Разин: тот пустил свою пленницу по воде, дескать, плыви, этот, который «орёл», сказал – иди! И даже не сказал (фильм немой, т. е. почти балет), показал жестом: ныне отпущаещи!
И к чему слова, если в главной роли несравненный Рудольф Валентино. Играл он больше лицом. И то весьма неохотно – боялся появления морщин.
Сцена душещипательная – американцы любят поплакать, похлюпать носами, посморкаться в торбу с попкорном и вместе с соплями съесть. Как говорят в Одессе и теперь уже на Брайтоне: марухи плачут – сплошные платочки. Девушка Маша уже влюблена без памяти, а Дубровскому хоть бы хны – он и не такие скальпы привязывал к поясу. Сама матушка Императрица валялась у его красивых ног!
А ведь действительно красив, подлец, шикарно выглядит в папахе набекрень, с двуглавым орлом во лбу, в черкеске с серебряными газырями и непонятными погонами времён Первой мировой. Неотразим, каналья!
В титрах бегущей строкой узнаём чисто из любопытства, кто стоит за спиной голливудского красавца, Безвестные создатели фильма: режиссёр Кларенс Браун, сценаристы — Джордж Мэрион мл., Ханнс Крали и, о чудо! Наш Александр Сергеевич!
Советские кинематографисты ответили на заокеанский вызов в 1936 году. Дубровский явился публике пьяный, в чудовищном кивере и с семиструнной гитарой. Такая у гвардейцев служба, в понимании режиссёра и актёра Бориса Ливанова – пить, гулять и веселиться.
Опять расхождение с оригиналом. У Пушкина, помнится, Владимир Дубровский, когда ему пришло трагическое известие, сидел с товарищами в скромно обставленной квартире и курил трубку.
Картина выдержана в идеологическом духе: мерзавцы чиновники, злые помещики, добрые крестьяне – сжигают судебных приставов, спасают из огня кошку (так у Пушкина).
Им по сути дела и Дубровский ни к чему (военного опыта никакого – пил, гулял), они и сами могут организовать крестьянскую войну не хуже Пугачёвского бунта – погрузились на телеги и вперёд! Эх, тачанка-ростовчанка!
Для полноты картины не хватает пулемёта Максим. Классический соцреализм: показывать не то, что есть, а то, что надо. Впрочем, до капиталистического реализма, также заряженного на позитив, каким он представляется парням из Калифорнии, отечественным мастерам шагать и шагать.
Попытка взглянуть на Пушкина перестроечными глазами была предпринята на «Беларусьфильме» в 1988 году. Горбачёв сдаёт Союз по частям, Ельцин ездит в троллейбусе, в Беловежской пуще зреет заговор…
Стала ли эта лента лебединой песней для минской киностудии, но получилось очень даже неплохо. Какие артисты, мать твою так: Владимир Самойлов, Анатолий Ромашин, Марина Зудина, Кирилл Лавров, Виктор Павлов, Владимир Конкин, Андрей Смоляков, Лев Перфилов, многие, многие другие и, конечно же, Михаил Ефремов, сам на себя не похожий на сегодняшнего, изрядно траченного.
Идеальное попадание в образ – один в один, точь-в-точь. Симфония (соль-минор Моцарта, кто хочет знать детали) внешнего образа с внутренним.
Увы, нельзя войти в одну и ту же воду дважды! Режиссёры Михановский и Вартанов, каждый по отдельности поняли, что «Беларусьфильм» им не переплюнуть, Даниле Козловскому Михаила Ефремова не переиграть – это же кино, а не хоккей. Они сказали: а какое нынче столетие на дворе? И сами же ответили – XXI.
Тогда о чём речь! Скачки в пространно-временном континууме применительно к литературной классике для отеческих киношников занятие по-прежнему предосудительное. Для американцев машина времени такой же зауряд, как амнезия в бразильских сериалах – девушка скушала что-то несвежее или ей на голову ведро и она уже ни черта не помнит – кто такая и кто её муж.
Навороченная временная капсула с дрожащими стрелками на экранах осциллографов, звёздные врата или кабинка, похожая на загаженный жильцами лифт, где вместо этажей на панели столетия! Пожалуйста, что угодно и как угодно, лишь бы выглядело эпатажно и двигало сюжет. В Голливуде пуще смерти боятся, чтобы не получилось как в Греции: три единства сразу — места, времени и действия.
Да, были опасения, что наши продюсеры таки потянутся за американцами: «Примадонна увидела на «Голубом огоньке» Дубровского и сделала ему недвусмысленное предложение…»
Всё — ровно наоборот. Дубровский поссорился с Троекуровым в точности, как в повести. Тот в отместку послал своих гастарбайтеров рубить Кистенёвскую рощу. Хозяин рощи за ружьё. Его к ответу, в суд неправедный — Басманный. Лишили имущества, отняли особняк и выгнали на мороз.
Совпадение точь-в-точь. Посмотревши фильм, по крайней первую серию, можно, не читая Пушкина, писать сочинение на аттестат зрелости. Потом естественно кинематографические дорожки разошлись с литературными.
Пришлось убрать француза-учителя, а вместе с ним ручного медведя, которому гувернёр должен был выстрелить в ухо. И чёрт бы с ним – у гринписа не будет повода выставлять пикеты. Ещё о потерях.
Маша Троекурова лишилась невинности задолго до встречи с Дубровским, хотя в этом не было необходимости – далеко не все наши девушки становятся женщинами в 16 лет.
Хулители картины стонут:
«Дубровский» — очередной чернушный фильм о том, как у нас все плохо. Омерзительные чиновники (сцена празднования сделки с цыганами так и пышет режиссерской ненавистью), жестокие бизнесмены-самодуры, мутные мужики…»
«Чем больше всё меняется, тем больше все остается по-прежнему. Дураки, дороги, воры и продажные чиновники были бичом России в XIX веке, и за двести лет они никуда не делись».
А ведь и вправду, чёрт бы их побрал!
«Россия, пройдя путь от страны «лапотной» к космической, вернулась на круги своя и, постсоветская, вся уложилась в схему нравов двухвековой давности»…
Вот почему, господа, батальные сцены легко вписались в новую русскую действительность достаточно было заменить кремнёвые ружья на помповые.
А вот с князем Верейским пришлось расстаться: ну, где по нынешним временам найдёшь истинного аристократа! Или опять к Михалкову идти на поклон – выручайте, Никита Сергеевич! Но это было бы уже совсем другое кино!
