Крит. Фоделе. Седьмой посетитель Эль Греко
Перед очередной поездкой на Крит я. как обычно, поставил перед собой три стратегические задачи, подразумевая при этом, что одна из них вряд ли будет выполнена. Другая же из оставшихся двух – посещение музея Эль Греко в деревушке Фоделе – обязательна к выполнению…
Владимир ИЛЬИЦКИЙ
Фото автора
В день моего прилёта греко-итало-испанскому художнику как раз выходило 390 лет со дня смерти…
Ориентируясь на Фоделе, выбрал близлежащий курорт – Агия-Пелагия. Запросив расстояние от АП до Ф, получил вполне простенькую для похода цифру – 6 км. То есть туда и обратно пешочком да по хорошей погодке – всего каких-то 12 км.
Сразу замечу, что многое из написанного о посёлке в Рунете не вполне соответствует действительности, впрочем, эти неточности не всегда в отрицательную сторону. Проблема бывшей рыбацкой деревни очевидна – отели и прочие курортные заведения строились без общего плана и практически погубили чудесное в природно-видовом отношении место.
В АП, разместился в отеле Alexander House – это, так сказать, отдельная песня, и после завтрака на следующий день– отправился на разведку пути «на выход» из посёлка в сторону скоростной National Road.
Пройдя чуть более 2 км, поинтересовался на автозаправке у пожилого усатого грека, далеко ли отсель до Фоделе. При этом здоровенный пёс деда почему-то смотрел на меня с явной злобой.
«О, my friend, — махнул дед рукой, до Фоделе 15 километров».
«Не может быть», — пробурчал я, — и повернул обратно к отелю залить эту информацию холодным бесплатным пивом в одном из двух баров.
Вечером на запланированной встрече с отельным гидом компании «Пегас» Ольгой Бочаровой я поинтересовался у неё возможностью пешего похода к музею Эль Греко. Оказалось, что она периодически наведывается в отель, стоящий непосредственно у поворота с National Road на Фоделе. Указатель гласит, что до деревни 2,5 км. То есть мой путь удлинялся ещё на 5 км, причём Ольга сомневалась, что шагать по скоростной трассе здравая идея.
«Танки везде пройдут!» — ответил бравый пенсионер, переживающий, что «романтика» гордого восседания на танковой башне с появлением «Арматы» приказала долго жить.
Ольга же предложила подвести меня до поворота, и, конечно же, от предложения такой внимательной чудесной девушки я отказываться не стал. Поход был назначен на 27 мая.
В 8.30 на своей маленькой Тойоте Ольга подрулила прямо к входу в отель, и мы поехали. Когда я высаживался, она пообещала забрать меня и обратно, если я успею вернуться «на точку» к 10.30. Героический пеший поход явно срывался, но я был уверен, что не успею к этому времени, лелея смутную мечту задержаться в одной из фодельских таверн, потягивая местное винцо.
Асфальтированная и довольно широкая дорога к знаменитой деревне – даже с разметкой — пролегла сплошными зигзагами между гор, мимо глубокой расселины с правой стороны, пробуравленной речкой Пантомантрис, «не пересыхающей до июня». Там, где пойма реки в расселине позволяет садово-огородные радости, всё, что возможно, цвело и благоухало.
Где-то на середине пути на противоположном берегу под горой показалась церквушка, явно византийская. Та самая, что напротив музея или нет, — гадал я недолго, решив, что это уже другой населённый пункт. Но, конечно же, как вскоре выяснилось, это была искомая церковь Панагии.
Попалось по пути и некое каменное строение, видимо, от древнейших его обитателей или же предназначенное для скота. Заснял его для архитектурного разнообразия, которым Крит, увы, не блещет.
Очередное огибание скалы открыло для меня и деревню с указателем при входе. Почему мост через речку и стоящие на нём туристические указатели я не заметил, не знаю. Смотрел не направо, а налево – на апельсиновую рощу.
Пять минут бравого хода по улице меня насторожили. Спросил о музее у парня, разгружавшего ящики возле очередной таверны. Дуй прямо – показал он мне. «Дул» ещё минут пять, то есть прошёл километр, а музея нет. Переспросил дорогу у первой встречной старушки, уже понимая, что придётся возвращаться.
Здесь, кстати, я опять прошмыгнул мимо указателей у моста, зато за мостом не заметить их было невозможно: направо – по течению реки. Здесь даже был тротуар из бетонных плит, поднятых над дорогой и раскрашенных в два цвета – апельсиновый и свекольный. На двух электрических столбах висели большие щиты с рисованными фрагментами картин художника.
А вот и уже знакомая мне церковь Панагии. Почему, однако, «византийская»? Она построена в начале 16 века, когда в начале 13-го Крит уже оказался под властью католической Венеции, хотя и в самостоятельном статусе. Может, просто по причине постройки новой церкви из элементов старой? Элементы первоначальной конструкции – квадратные колонны – так и остались неразобранными.
От церкви дорога круто поворачивает и «идёт в гору», заросшую лесом, за которым и прячется музей. Сразу слева от входа на его территорию – каменный свод колодца, оборудованного машинерией.
Территория обихожена, в том числе с помощью магазинчика и кафе, нисколько меня не интересующих. Я пришёл пообщаться с художником, изобразившим небо над Толедо точно таким, каким оно было сейчас над его родным домом в Фоделе, — предгрозовым.
Ведь что такое искусство, если не общение? Конечно, не с теми мазилками, которые называют свои разноцветные кружочки и полоски современным искусством…
Современность в четырёх комнатах, сохранивших память о присутствии юного Доменикоса, тоже присутствует. Его полотна представлены в виде витражей, подсвеченных изнутри. Информацией на стендах посреди комнат я не заинтересовался. Картины рассматривал под аккомпанемент грозового ливня.
Здесь несколько говорящих портретов, в том числе сына художники Хорхе Мануэля, рождённого от внебрачной связи «героиней другого произведения», к сожалению, здесь отсутствующего, — «Дамы в мехах».
Если бы портрет любимой Иеронимы не удался, гореть бы художнику на костре инквизиции, но он поразил всех!
Кающаяся Мария Магдалина, точнее, одна из Магдалин Эль Греко 1578 года, подлинник которой хранится в музее… Будапешта.
Христос на кресте 1587 года, хотя, возможно, и не тот.
Апостолы Пётр и Павел с их говорящими руками, обитающие ныне в нашем Эрмитаже (1587 – 1592). Единственное полотно Эль Греко, которое я видел «в натуре».
«Несение креста» из американского Метрополитен Музея (1577 – 1587).
«Коронация Девы Марии» и ряд других произведений.
Одно из них при фотографировании, отразившись в оконном стекле, за которым хлестал дождь, «выехало» за пределы комнаты. Так юный Доменикос унёс отсюда свои замыслы…
Пятая музейная комната отведена под мастерскую художника. Здесь явно не хватает слепка его гениальной руки. Эскизы на холстах разной величины, скорее всего копии – уточнить у кассирши не догадался. Есть здесь и небольшой подиум с несколькими ступенями. Вряд ли для стоящего сейчас на нём мольберта. Скорее, для натурщиков, которые должны «парить в воздухе», как многие персонажи Эль Греко.
В 1615 году или чуть ранее знавший художника священник и поэт-сатирик Луис де Гонгора написал сонет «Подпись на могилу Доменико Греко». Вот его первые два четверостишия в переводе Павла Грушко.
Сей дивный – из порфира – гробовой
затвор сокрыл в суровом царстве теней
кисть нежную, от чьих прикосновений
холст наливался силою живой.
Сколь ни прославлен трубною Молвой,
а всё ж достоин вящей славы гений,
чьё имя блещет с мраморных ступеней.
Почти его и путь продолжи свой…
Жаль, однако, что Гонгору адресат этих строк портретом не удостоил – это сделал Веласкес в 1622 году.
Гравюра с портрета Веласкеса помещена в имеющемся у меня сборнике лирики Гонгоры из Худлитовской серии «Сокровища лирической поэзии». Вышла она в 1977-м и в том же году, то есть ровно 40 лет назад, была мною куплена в шахтёрском городке Сарани под Карагандой.
Что ж, пусть с некоторой задержкой я прислушался к автору – почёл Эль Греко и продолжил свой путь. Под зонтом, поскольку дождь ещё продолжался да и гром слегка погромыхивал.
Перед тем, как покинуть музей, спросил у кассирши, а не первый ли я сегодня посетитель. Седьмой, — ответила она. Я удивился. Не поверил. На выходе с музейной территории обнаружил машину. В ней молодые светловолосые родители с сыном и дочкой. На меня смотрели удивлённо. Не поверили…
Путь по Road под дождём, конечно же был опасен, но не настолько, чтобы ловить по совету Ольги попутку или автобус. Шоссе шло почти всё время на подъём. Огибая очередную гору, я максимально отходил от обочины вправо, чтобы встречные водители заметили меня как можно раньше. Остановился один раз – выжать промокшие носки, когда дождь прекратился и прямо по курсу выглянуло солнце. Думаю, как я, тут никогда этак браво, пугая водителей, не маршировал.
На уже знакомой мне заправке после спуска с Road восседал на скамеечке тот же дед, только уже без собаки, а, вероятно, с внучкой. Вскинув в приветствии руку, я прокричал: «Возвращаюсь из Фоделе!»
— Куда идёшь, my friend? – спросил он.
— В «Александр Хаус», — назвал я свою гостиницу.
— В Александрию… — неуверенно протянул седоусый грек.
Итак, от музея до шоссе я шёл полчаса – это 3 км и затем по шоссе ровно час – 6 км, от поворота на АП до отеля – ещё полчаса на 3 км. Всего с учётом дороги к деревне и до музея получилось 15 км. Мелочь, а приятно К сему – стишок…
* * *
Ничуть не из походной ностальгии,
а только из наличия дорог
я из Фоделе вышел к Пелагии,
опасностью шоссейной пренебрёг.
Гроза, меня пугавшая заметно,
прошла, средь гор дорогу приоткрыв.
Желаемое посетил я место.
Художнику – ответил на призыв.
Испанский грек домой не возвращался.
Сполна Искусство заметило Крит.
Жизнь не даёт просчитанного шанса,
но путь с рассветом всякий раз – открыт.
28 мая, утро, Крит – 2 июня, полдень, Перловка
