Азбука – попытка №3: и на языческих обломках иные пишут имена

Отсутствие письменности могут приветствовать только анархисты, которые советуют жить по неписанным законам. Все остальные сходятся во мнении, что это вещь, как минимум полезная…

Владимир ХАБЛОВСКИЙ

Фото В.Ильицкого  (памятник Кириллу и Мефодию в Дмитрове),
а также с сайтов о глаголице и берестяных грамотах

Я тебя слепила из того, что было…
Шлягер

Трудно себе представить времена, когда города были свободны от различных надписей, в том числе неприличных. Языческая античность не стеснялась в выражениях. Афины, в районе Керамикона, перед которым бледнеют кварталы красных фонарей вольного города Амстердама, пестрели непристойными предложениями типа «Аспазия, элитный досуг за разумную цену».

Римские фанаты прославляли надписями и рисунками любимых гладиаторов. В христианском Константинополе бушевали ипподромные страсти, которые находили своё отражение на зданиях и сооружениях восточной столицы. И в Вавилоне имели представление о подобном явлении – достаточно вспомнить зловещую надпись «Мене, текел, фарес» на пиру у царя Балтасара, начертанную огненными буквами на стене дворца.

И только славяне, населявшие обширные области на севере и востоке Европы, были лишены такой возможности. Потому что исповедали неправильную религию, языческую, и не имели письменности. Если первое положение считалось истинным, со вторым можно было поспорить.

Христианская церковь на девятом столетии своего существования уже была достаточно сильна: во-первых, потому что была едина – раскол между Римом и Константинополем только назревал, и во-вторых, не испытывала серьёзной конкуренции со стороны ислама.

Единственным, что мешало расширению её влияния, был язык. Считалось, что обращения к Господу пригодны только три языка – еврейский, греческий и латынь. Другие, сколько бы их ни было, для этой цели не годятся. Однако многие, в первую очередь миссионеры, считали, что к верующим надо  обращаться на понятном языке. Таким же доступным языком должны быть написаны богослужебные книги.

Этого мнения твёрдо придерживались братья Кирилл и Мефодий. Во время моравской миссии они столкнулись с подобной проблемой, которая требовала скорейшего решения. Трудностей в общении не возникало – славянский язык для братьев, уроженцев Солуни (Салоников), двуязычного города со смешанным славяно-болгаро-греческим населением, был родным. Препятствие состояло в том, что славяне не имели письменности. Хотя по большому счёту это было не так.

Отсутствие письменности могут приветствовать только анархисты, которые советуют жить по неписанным законам. Все остальные сходятся во мнении, что это вещь, как минимум полезная.

В Корсуни (Херсонесе) Кириллу довелось познакомиться с  Евангелием и Псалтирью, написанными «русскими буквами». Нашёлся и  человек, говорящий по-русски, у которого Кирилл прошёл ускоренный курс, научился читать и писать. Но «русская» грамота взыскательного монаха чем-то не удовлетворила.

Как отозвался о первобытном славянском алфавите Черноризец Храбр в своём трактате «О письменах»:  «Прежде ведь славяне не имели букв, но по чертам и резам читали, ими же гадали, погаными будучи!» Погаными, то есть язычниками.

Башчанская плита – один из древнейших памятников глаголицы

Может быть, ещё и поэтому, чтобы не компрометировать идею, Кирилл создал свою азбуку. Сразу надо сказать, что это была не кириллица, а… глаголица. К этому мнению склоняется большинство серьёзных исследователей.

Иногда избыток знаний вредит делу. Эрудиции Кирилла хватило бы на десяток Вассерманов. Все шрифты, какие он знал, теснились у него в голове, поэтому новая буквица получилась весьма замысловатой. В  чём-то совпадала с хуцури, грузинским церковным алфавитом, созданным до IX в., возможно на основе армянского. В чём-то со средневековыми еврейскими каббалистическими шрифтами. В чём-то с исландскими рунами. В чём-то с рунами «русскими». Начертание большинства букв глаголицы восходит к греческой скорописи, к еврейской азбуке, однако бесспорных объяснений формы почти ни для одной буквы нет. Что не удивительно: работа гения – загадка даже для посвящённых.

Глаголица в кафедральном соборе Загреба (неоднократно перестраивался после возведения в 1217 г.)

В общем, получилось не совсем то, что хотели. То есть почти по Черномырдину. Вышеупомянутый Черноризец не удержался от резкой критики в адрес новоявленной глаголицы: «Тем же славянским письменам более святости и чести, что святой муж сотворил их, а греческие — эллины поганые (намёк на братьев!). Если же кто скажет, что не устроил их добро, потому что доделывают их ещё, в ответ скажем этим: и греческие также многажды доделывали».

Св. Климент Охридский, икона XIV-XV вв.

Да, доделывали, но уже после смерти старшего из братьев Мефодия. Кирилл умер по средневековым понятиям сравнительно молодым – на 42-м году жизни. Брат прожил на 16 лет дольше и оставил после себя много учеников: Горазда, Климента Охридского (болгарина), Савву,  Наумакивае, Ангеляра  и Лаврентия.

Самый выдающийся из этой плеяды Климент, национальность которого особо подчёркивается – «болгарин», полностью переработал глаголицу и создал то, что сегодня называют кириллицей. За этот труд и другие славные дела Климент Охридский особо почитаем в Болгарии.

Граффити в Загребе (2003 г.)

Однако и глаголица не умерла. Она продолжает жить прежде всего в Хорватии, католической стране, где богослужение ведётся по требникам, написанным на глаголице. Более того, на улицах Загреба можно встретить граффити, исполненные тем же своеобразном шрифтом, правда, с ошибками. На что Кирилл с Мефодием, надо полагать, не в обиде.

Tags: Хабловский