Пикассо и его «Фьючерс в интерьере»

40 лет, как не стало  Пабло Пикассо — 8 апреля был день его памяти. Почему же не вспомнить великого и ужасного – повод более чем основательный! Но прежде американский анекдот, несколько отстранённый, но только на первый взгляд…

Владимир ХАБЛОВСКИЙ

— Сколько нужно человек, чтобы заменить лампочку?  — — Нисколько – это сделает рынок!

А теперь уже по теме: — Сколько художников нужно для создания шедевра? — Нисколько – это сделает Sotheby’s.

Во все времена художник зависел от меценатов и спекулянтов. Леонардо колесил по Европе от одного царственного покровителя к другому. Рубенс начинал карьеру при дворе мантуанского герцога Гонзага, потом прибился ко двору испанского короля.

Эль Греко, греческий иммигрант с острова Крит, этой чести – быть представленным ко двору  Филиппа II, затем Филиппа III — не удостоился и вынужден был искать заказчиков среди аристократов рангом пониже. В    результате чего утратил родовое имя  Доменикос Теотокопулос, получив взамен уничижительный псевдоним «грек».

Можно махнуть рукой: дескать, пустяки в сравнении с вечностью – ars longa! Но, если для примера Глазунова Илью Сергеевича кто-то из высокопоставленных клиентов назвал Ильюшкой он, пожалуй бы, обиделся, не смотря на разницу в классе.

Сегодня не в диковину, когда художник на равной ноге с денежным мешком, но Пикассо, пожалуй, первым проявил мужской характер – поменял пассивную позицию в рыночных отношениях на активную. И сделано это было под влиянием идей Ивана Владимировича Мичурина.

«Мы не можем ждать милостей от Природы, — говорил великий советский селекционер, — взять их у неё – наша задача». Пикассо выразился конкретней:  «рядовой художник пишет то, что можно продать, хороший — продает то, что пишет». Ни слова о музах, вдохновении и прочей ерунде. Короче, role, role, Beethoven, только применительно  к Рафаэлю.

Удачно мы вспомнили о Битлах и вообще о музыкантах: в отличие от художников слава к ним приходит в раннем возрасте, чуть ли не в детском садике. Моцарт прослыл гением в 5 лет, Юра Шатунов — в 15.

А Модильяни, художник, надо сказать, не из последних, умер в 36. По эстрадным меркам – перестарок, пора и на покой, по живописным  надо бы протянуть ещё чуть-чуть – до 2013, когда  его «Жанна Эбютерн в шляпе» ушла за $ 35 млн.

Ван Гог, отчаявшись продать хотя бы одну из своих картин, потратил последние деньги на пистолет и ушёл из жизни годом позднее Модильяни – в 37. Но не таков Па́бло Дие́го Хосе́ Франси́ско де Па́ула Хуа́н Непомусе́но Мари́я де лос Реме́диос Сиприа́но де ла Санти́сима Тринида́д Мáртир Патри́сио Руи́с и Пика́ссо.

Несмотря на соблазны парижской жизни, губительные для многих искателей славы (и денег), он понял, для серьёзного живописца, который задумал восхождение на вершину, здоровый образ жизни не пустой звук. Кто хочет вкусить плоды своего таланта, должен брать пример с садовника, а ещё лучше — с винодела.

Пикассо прожил 92 года, но и этого оказалось недостаточно, чтобы стать свидетелем рекордных эстимейтов для своих картин. Наверное, он задним числом сожалел, что не верил в жизнь вечную, в посмертное воздаяние и таким образом лишился возможности наблюдать за торгами на аукционе Sotheby’s, где его «Женщина, сидящая у окна» ушла за $46 млн.

Не ошибитесь в выборе религии, господа! Это чревато!

Однако и прижизненные продажи давали достаточно убедительные доказательства тому, что в отличие от российских коммунистов («правильной дорогой идёте, товарищи!» — Н.С. Хрущёв) испанец шёл к поставленной цели верным путём.

Ориентиры были выбраны не наобум Лазаря, а на основе глубокого анализа. Невооружённым глазом,  тем более изощрённым, каким обладал Пикассо – и в старости не носил очков! – нетрудно заметить, что у всех без исключения шедевров была нелёгкая судьба, измеряемая столетьями и даже тысячелетьями.

Холсты, дожидаясь, когда ими заинтересуются коллекционеры, пылились на чердаках и в чуланах не без вреда для красок. «Ночной дозор» Рембрандта изначально был «Дневным дозором» и таковым бы оставался, если бы  мэрия, где он висел долгие годы, отапливалась калориферами и освещалась электричеством. Но факелы, свечи, лампады и прочая дрянь, вместо яркого света дающая копоть, превратили день на полотне в глубокие сумерки.

У скульптур и вообще объёмных артефактов больше шансов выстоять под напором времени. Они веками обретались в глубинах культурных слоёв, читай на помойках, в ожидании небрезгливого археолога в хирургических перчатках, готового на свой страх и риск разгребать исторический навоз в поисках алмазных зёрен.

Благообразная внешность не гарантия того, что находке прямая дорога в художественный музей. Каменная фигурка времён неолита, принадлежит вне всякого сомнения резцу реалиста, доказывает, что жирные тётки, поперёк себя толще, с арбузными грудями, и целлюлит им не помеха,  были всегда.

И тогда, почти как сегодня, мужикам, не всем, а избранным (матриархат всё-таки!) дозволялось присутствовать при родах, что и отражено в красноречивом камне. Нужно быть Джигурдой, чтобы оценить по достоинству этот артефакт и назвать его шедевром: вы только полюбуйтесь, господа, — Венера каменного века!

В сравнении с допотопной красавицей, карьера другой Венеры,  Милосской, уже не кажется головокружительной. Двух тысяч лет глубокого залегания в культурном слое 2-го до нашей эры века оказалось недостаточным, чтобы яркая представительница эллинистического паркового искусства, дальняя родственница гипсовых пионеров с горнами и девушек с вёслами, заняла достойное место рядом с архаической матрёшкой.

Зачем она пошла на ампутацию верхних конечностей, без наркоза, проведённую в полевых  антисанитарных условиях греческими аграриями? А кто её спрашивал! Отломали и вся недолга: навредить языческому идолу всеми доступными способами благочестивые крестьяне посчитали за богоугодный поступок – хотели, как лучше!

Но, слава богу, дело происходило в Греции, не в Южном Бутово: в отличие от египетского Сфинкса статуя осталась с носом и  причинное место, задрапированном каменными складками, осталось в неприкосновенности.

Пикассо, как self made artist, заботясь о будущем своих  творений, постарался максимально оградить их от бесцеремонного вмешательства невежественной публики, для которой ничего не свято – ни горные вершины, ни стены туалетов.

Уж  если self made, то made сначала и до конца. Будь Пабло изначально скульптором, он бы сотворил плеяду культяпых уродцев. Но у живописи свои калечащие приёмы. Один из них, Пикассо изобрёл самостоятельно.

Его открытие в чисто испанском духе, которому одинаково присущи чувственное па фламенко и кровавое очарование корриды, восхищение махой обнажённой и одетым в стёганные латы матадором, которому в виде приза, как дополнение к славе, деньгам, женщинам и народной любви, достаются хвост и уши заколотого быка.

А что ещё он может торжественно преподнести своей избраннице – ну, не филей же, в самом деле, чтобы приготовить из него фрикассе.

Мысль, сформированная в общих чертах, рвалась наружу: достаточно было малейшего толчка, чтобы она появилась на свет. А поводом к открытию послужил, как водится, пустяк. Не яблоко, упавшее на голову, и не вода, вытесненная из ванны телом механика. Пикассо буквально истолковал французский термин nature morte, буквально – «мёртвая натура». Его как молнией сразило: nature morte это же, грубо говоря, расчленёнка. Ребята, я гений!  И в один присест он написал «Женщина в кресле» (1913 г.).

Влияние так называемых «малых голландцев»,  Вениксов, отца и сына, де Хондекутера, которые упивались (в переносном смысле) умертвлённой плотью рыб, птиц и кроликов, восхищались свежевымытыми фруктами, игрой света на гранях бокалов, наполненных то ли вином, то ли кровью жертвенных животных, налицо. Кролик – это не настоящее мясо, но лучше, чем луковый суп однозначно.

Пикассо не вегетарианец, но и не маньяк. Пикассо художник всегда! Даже тогда, когда пишет обнажёнку в виде супового набора.

Как сказал Хичкок: «В хорошем триллере герой держит в руках отрезанную голову, в плохом – из неё капает кровь. У Пикассо этого нет вовсе не потому, что он экономил на сурике. Хотя при желании в Гернике, тема  (массовые убийства) к тому подталкивала, мог бы забрызгать полотно кровавыми ошмётками аж до потолка. Но воздержался, действительно, ни к чему капать на пол ни в студии, ни в музее.

Наш изумительный Василий Поленов положил немало сил и знаний для того, чтобы его полотна по возможности дольше не утрачивали первоначальный колорит. От его «Христа и грешницы» до сих пор исходит невероятный полуденный зной, а солнце слепит до такой степени, что впору надеть тёмные очки.

Но не в характере Пикассо корпеть над красками в стиле русского передвижника. Само слово «живопись» так, как его понимали (и продолжают понимать) в России к его работам неприменимо.  Писать так, чтобы картина ожила? Ну, «Девушка на шаре» с оговорками ещё куда ни шло, но «Плачущая женщина» или та же «Женщина в кресле» — да боже сохрани!

Загадка испанской души! Пикассо, как истый мачо, обожал женщин, но в творчестве был к ним безжалостен. Калекой с семью пальцами (в норме должно быть десять), с одним глазом, без отчётливых гендерных признаков (грудь отсутствует) предстала на картине «Женщина, сидящая у окна» 17-летняя Мария-Тереза Вальтер. Великовозрастный любовник (ей 17, а Пикассо — 55) изуродовал свою пассию настолько, что венчанная жена художника Ольга Хохлова свою разлучницу не узнала!

Тогда в 1932 этот парадокс стоил семейного счастья, сегодня ушёл с молотка за $ 46 млн. Да, всё-таки 92 года для художника не возраст: не дотянул какой-нибудь сороковник до своего триумфа! Обидно!

«Я не мог бы жить, не отдавая искусству всё свое время. Я люблю его, как единственную цель своей жизни. Всё, что я делаю в связи с искусством, доставляет мне величайшую радость».

Прекрасные слова! Если бы они принадлежали Микеланджело, неистовому труженику, готовому корпеть над своими фресками до полного изнеможения (не оставалось сил дойти до кровати и снять сапоги – так в них и спал!), мы бы ему поверили, но Пикассо?!.

Поставим рядом Сикстинскую капеллу и все, что ни есть периоды испанца – розовый, голубой… Дело даже не в том, что и как написано, а в том, сколько сил потрачено.

Нет, далеко не всего себя Пикассо вкладывал в полотна, большую толику вкладывал в пиар, точнее сказать – в маркетинг. И совершенно справедливо блогер  Татьяна Маркина (и нет причин ей не верить) величает Пикассо «самым известным,  самым капитализированным художником всех времен и народов, который неуклонно дорожает и неизменно показывает хорошую годовую доходность».

Спекулянты московской недвижимости, учитесь, искусству надувать пузыри. В Пикассо,  это мы увидели только сегодня, умер великий брокер калибра Джорджа Сороса.

И возвращаясь к «Женщине у окна», а точно ли это Мария-Тереза, и вообще девушка ли? А может быть, художник, думая о бутерброде (все мы люди, всем нам хочется кушать) отразил некую финансовую абстракцию наподобие загадочного фьючерса, предназначенного единственно для извлечения прибыли?

Тогда к чему умозрительные уловки, стыдливые фигуры умолчания – назовём вещи своими именами. Господа, перед вами не «Женщина, сидящая у окна» (ещё чего выдумали!), а «Фьючерс в интерьере».

Tags: Пикассо, Хабловский