Маяковский и Кудластый
Поэзия — праздник, который всегда с тобой. Воспользуемся подарком, который сделала революция совместно с РПЦ, давая уникальную возможность отмечать памятные даты дважды в году – по старому календарю и нормальному, то есть — в случае с Владимиром Маяковским — 7 июля и 19-го…
Владимир ХАБЛОВСКИЙ
Фото Владимира ИЛЬИЦКОГО
А поскольку бог троицу любит, то и в августе можем отметить 120-летний юбилей великого поэта, не привязываясь к календарю юлианскому, григорианскому, и ещё бог знает какому. Право, он (Маяковский) этого заслуживает.
И не стоит привлекать в качестве авторитета Иосифа Сталина, как это сделал отец Михаил в бесплатной газете «Метро». То, что Маяковский гениальный поэт было известно задолго до Сталина, задолго до 1935 года, когда «великий вождь и учитель» сказал в общем-то правильные слова: «Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».
Оценим мужество священника, страдающего аллергией на всё советское: такая длинная цитата наверняка вызвала у него рецидив идеологической золотухи. Но, видимо, ничего лучше не придумал, как именно таким способом осквернить и человека и памятник, вопреки заповеди древних – о мёртвых либо хорошо, либо ничего.
Не для того церковь приватизировала духовность, отправив на свалку языческие кумиры, чтобы придерживаться морали, вступающей в противоречие с новозаветными заповедями.
Священника гневит то, как поэт распорядился с собственной жизнью вопреки неукоснительному правилу – бог дал, бог взял, которой утверждается право собственности на человеческую особь верховного существа.
Но что поделаешь, если у поэта было своё мнение на этот счёт: «Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду!»
Смелость Дон Жуана ограничилась тем, что он соблазнил монашку и пригласил статую Командора встать на часах у дверей спальни, пока он будет заниматься любовью с его вдовой.
Маяковский сделал Всевышнему куда как более дерзкое предложение:
«Давайте — знаете — устроимте карусель / на дереве изучения добра и зла! / Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу, / и вина такие расставим по столу, / чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу/ хмурому Петру Апостолу. / А в рае опять поселим Евочек: прикажи,- сегодня ночью ж / со всех бульваров красивейших девочек / я натащу тебе./ Хочешь?/ Не хочешь?/ Мотаешь головою, кудластый? / Супишь седую бровь?/ Ты думаешь — этот, / за тобою, крыластый, / знает, что такое любовь?/ Я тоже ангел, я был им — сахарным барашком выглядывал в глаз, / но больше не хочу дарить кобылам / из сервской муки изваянных ваз. / Всемогущий, ты выдумал пару рук, / сделал, что у каждого есть голова,- отчего ты не выдумал, / чтоб было без мук / целовать, целовать, целовать?! / Я думал — ты всесильный божище, / а ты недоучка, крохотный божик. / Видишь, я нагибаюсь,/ из-за голенища достаю сапожный ножик. / Крыластые прохвосты!/ Жмитесь в раю! / Ерошьте перышки в испуганной тряске!/ Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою отсюда до Аляски!»
Вначале было Слово. И поэт, как полноправный его представитель и в мыслях не смог бы заклеймить себя печатью «раба божьего». Свободный человек вслед за античными мыслителями вправе придерживался иного мнения: жить не должен плохо тот, кто не может жить достойно.
О том, что за человек был Владимир Маяковский, говорит его посмертная записка, последняя строчка, приписка, сделанная после выстрела: «Это не выход. Другим не советую!»
Вашу руку Владимир Владимирович – и за стихи, и за совет!
