«Только страдания не сотрутся в Книге веков…»
ГЕРМАН ВАЛИКОВ (1927–1981) Стихи
***
Вставал солдатик – щупленький собрат,
Над ходом дела власти не утратив,
Вставал на подвиг – в грудь свою вобрать
Орду смертей, нацеленную в братьев.
И оседал, набрякнув тяжело.
Свинцом холодным до костей намокнув.
Клонился, падал, закрывал жерло.
И всё…
Как много и как мало мог он!
Бойница. Прорезь. Дуло…
Дырка с грош!
Чем прорву водородную закроем?
Её гуртом героев не заткнёшь.
Не закупоришь городом-героем.
Темно и круто забирает жизнь,
Шальной разгон берёт у поворота.
И людям новый нужен героизм –
Какого-то особенного рода.
1954 г.
***
Только страдания
Не сотрутся в Книге веков.
Только рыдания,
Только рубцы оков.
Только кровавые
Не зарастут следы,
Раны за правое
Дело.
Шрамы беды…
Только тоска зелёная
Да гнева завязлый меч,
Горюшко затаённое,
Перья разбитых мечт.
50-е гг.
ЧТО ОСТАНЕТСЯ
Орудие в переплавку,
Разборку боезапас.
Воинство всё – в отставку.
Баста! Хоть напоказ.
Останется только память,
Туманная, как река.
И будет она туманить
Не год, не два, а века…
Ни бомб, ни противогазов,
Ни пушек и ни штыков.
Останутся лишь рассказы
Да песни строевиков…
Пехотных дорог неровность.
Костры под крылами тьмы.
Останется лишь готовность
За родину лечь костьми.
60-е гг.
ПАШНЯ
Стеклянный бой небес по слякоти раскрошен,
Порхает шаткий блик по скользкой колее,
Закат, небось к дождю, громаден и роскошен –
И дымен и багров, как чудо об Илье.
Вся в бороздах морщин – какого цвета пашня?
Не разбери-поймёшь, и сиза, и желта,
С грунтовкой санкиря подзолистая наша,
С химической сольцой вдоль крайнего пласта…
Возьмусь за мастехин, пущусь лепить да ляпать,
И сепии натру, и умбру разведу,
Хоть знаю наперёд, что снова, хоть заплакать,
Чего-то не смогу, чего-то не найду.
Чего-то не добьюсь… И, как всегда при этом,
Какой-нибудь пустяк неведомый сочту
За самое за то, что может быть ответом
На всю на жизнь мою, на беды, на мечту…
Просёлок не просох. В мерцании жестяном
Круглится поворот на радонежский склон.
Дороженька моя вся как узор чеканный,
Как стародавний тот – по краешку икон.
70-е гг.
***
Мозаики сверкучие квадратцы,
Подёрнутые рябью времена…
Лишь ноженьки сумели к нам добраться,
Ни руки не дошли, ни рамена.
Суставцев переливчатые вспышки,
Сандалий византийских блескотня…
Лишь правой сухопарая лодыжка
Да левой сухожилая ступня.
По острому зыбучему стекольцу,
По времени – сквозь мрак его и тлен,
Идут, да так, что, скручиваясь в кольца,
Стеклянный воздух рвётся у колен…
Идут они, а чьи они – незнамо,
Какой такой грядёт архистратиг?
И сгинул, чудотвор, и всё же с нами,
Рассыпался, а всё-таки достиг…
Не бог, не царь, не схимник, не апостол
И не угодник, что душой пречист,
Не праведник, не мученик, а просто
Пьянчуга, грек, простой мозаичист.
… Нюхнёт с порога,
Вскинется:
– Нальёте? –
Утрётся рукавом,
Да сходу в бой:
— Сдурели, скифы?
В монотон кладёте?!
Опять учить вас?
Делай вперебой!..
Аль смальты нету?
Аль остыли тигли?..
И проворчит
Заботливо, хитро:
– Пойти взглянуть,
Чего вы там достигли
На Комсомольской станции метро…
1960 г.
***
Озеро девятый день цветёт,
Тиною подёрнуто и ряскою,
Загустело, масленое, вязкое…
Вот она, прохлада сельских вод.
Но тебе ни в чём не прекословь,
Вылезаешь – склизкая, зелёная,
Будто гидра, по уши влюблённая…
А какая может быть любовь?
На носу зелёная лапша,
На бедре пиявка извивается,
Вся купальня мигом разбегается…
Что уж хороша, так хороша!
Завтра я и сам, махнув рукой,
Чебурахнусь тоже в глубь озёрную,
В эту скверну липкую, тлетворную…
Вылезу – ты спросишь: «Кто такой?»
Вылезу и зелен, и лилов,
Водяными бесами оплёванный,
Весь как Елисеевым малёванный…
Ну, какая может быть любовь?
… Шапочку купальную надень,
Погуляй, красивая, по бережку,
В воду кинь серебряную денежку…
Уезжаем в город через день.
Чемоданы, милая, готовь,
Время – в городское круговертие.
Помни, что люблю тебя до смерти я…
Но какая в городе любовь?!
70-е гг.
***
Люблю смотреть, как женщины выводят
Волне навстречу мальчиков нагих,
А те пугливо льнут и не отходят
От материнской бронзовой ноги.
И хмурятся, как мудрецы, вникая
В работу пены, в голубой огонь…
А мать стоит и ждёт, не понукая,
На темя сына опустив ладонь…
А под ноги им, в кипени густой,
Ложатся волн бегучие ступени
С дорожкой солнца – светлой, золотой,
Рассыпчатой от бурного кипенья.
60-е гг.
***
Зимнего моря дремотный гром
Не забыл.
Где-то у мола он был, твой дом,
Если и вправду был.
Ты появлялась со взмахами волн
За спиной,
А уходила — проулок вёл
В грохот сплошной стеной…
Знали друг друга «от сих до сих»
Только по именам,
А чем он закончится, этот стих,
Не задано было нам.
Было одно дано — до угла,
Не разнимая рук…
А за углом грохотала мгла,
Шероховатый звук, —
Море обкатывало свой гром,
Ворочало во весь пыл.
Гула неровно скругленный ком
Так и не позабыл, —
Издали, нехотя за рекой
Грохнет громок простой —
И на весь день в голове прибой
Как в раковине морской.
60-е гг.
***
Ты — была бы добра — обмануть бы могла,
Хоть однажды прикинуться круглою дурой.
И надежда — как порох — мгновенно, дотла…
Как очнувшись, ушёл бы с улыбкою хмурой.
Одного бы себя лишь винил да ругал,
Может, с новой весной бы воспрянул и ожил.
И была бы нисколько ты не дорога,
Позабыл бы тебя и ничем не тревожил…
Ты — была бы добра — обманула б не так:
Осторожно плечом повела бы — мол, поздно.
И, смиренно потупясь, ушёл бы во мрак,
В утешительный мрак этой полночи звёздной.
Безнадёжная ночь беспощадно синя.
Широка и безбрежна земли котловина.
Ты во веки веков не обманешь меня,
Ты как небо пряма и ни в чём не повинна.
Никогда не пойму, не пойму, хоть убей,
Человечьего нашего бесчеловечья…
От тоски по звезде околел соловей…
Безупречно как звёзды твоё бессердечье.
60-е гг.
***
За веток оснеженной сеткой
Светясь голубо и бело —
Ротонда, игрушка, беседка,
Порожек снежком замело.
В укромстве, в тиши, в отдаленье…
По снегу ни стёжек, ни троп…
А снегу в саду по колени,
В три слоя на крыше сугроб.
О, нам бы жилище такое!
Счастливые видючи сны,
Среди голубого покоя
Мы жили б до самой весны.
Нам пальмы бы вязью невнятной
Мерцали б со стёкол окна.
И лишь снегирёк деликатный
Нет-нет заявлялся бы к нам.
Сосульки бы делу служили —
Как мята, свежи и вкусны…
О, как задушевно б мы жили,
В беседах до самой весны.
Беседка. Ротонда. Чертожик…
Подходы метель занесла.
Ни тропок к нему, ни дорожек
Для вздора, сумбура и зла.
О, как бы мы счастливы были,
Доверчивы, чутки, ясны,
О, как бы друг друга любили,
Подумай: до самой весны!
О, милая, всё это в шутку!..
Но если в беседках не жить,
К чему тебе пышную шубку
По ценам немыслимым шить?
И это, конечно же, шутка…
Умора — за что ни возьмись…
Порою оглянешься — жутко,
Насколько насмешлива жизнь.
Садовая архитектура,
Потешная в сути своей,
В наш век и подавно, как дура,
Смешна для серьёзных людей.
И весь мой сюжет устарелый
Смешной бородою оброс.
И только Эротовы стрелы
Не шуточно бьют, а всерьёз.
70-е гг.
